Она продолжала работать над статьей, вскрывая воспоминания и перекладывая их на бумагу. Дойдя до момента, когда взорвалась граната, она остановилась и глянула на Романа. Он имел привычку хмуриться, когда писал, и сейчас между бровей у него пролегла глубокая борозда. Но глаза горели, губы были сжаты в тонкую линию, а голова наклонена набок, чтобы волосы не падали на глаза.

– Нравится смотреть? – поинтересовался он, не сбиваясь с ритма и не отводя взгляд от бумаги. Его пальцы летали над клавишами.

Айрис нахмурилась.

– Ты отвлекаешь меня, Китт.

– Приятно это слышать. Теперь ты знаешь, как я себя чувствовал все это время, Айрис.

– Если я тебя так долго отвлекала… тебе надо было что-то с этим сделать.

Не говоря больше ни слова, Роман взял листок бумаги, скомкал и швырнул в нее через стол. Айрис отбилась, глаза ее вспыхнули.

– Подумать только, я сделала тебе две чашки превосходного чая! – воскликнула она, тоже комкая бумагу, чтобы бросить в него.

Роман поймал комок, словно в бейсболе, не отводя взгляд от работы и продолжая печатать одной рукой.

– Есть какие-нибудь шансы на третью, как ты думаешь?

– Возможно. Но уже не бесплатно.

– Заплачу́ все, что ты захочешь. – Он прекратил печатать и посмотрел на девушку. – Назови свою цену.

Айрис прикусила губу, размышляя, чего бы попросить.

– Уверен, Китт? А если я захочу, чтобы ты до конца войны мыл уборную? А если захочу, чтобы ты каждую ночь делал мне массаж ног? А если захочу, чтобы ты каждый час готовил мне чай?

– Я могу делать все это и даже больше, если нужно, – с убийственной серьезностью ответил он. – Просто скажи, чего хочешь.

Она старалась дышать медленно и глубоко, пытаясь погасить разгоравшийся внутри огонь – искренний огонь, который разжигал в ней Роман. Он смотрел и ждал. Она опустила глаза на неоконченную фразу на странице.

Взрыв. Его руку вырвало из ее ладони. Поднявшийся дым. Почему она осталась невредимой, когда многие другие – нет? Мужчины и женщины, которые отдали гораздо больше, чем она, и которые никогда не вернутся домой к родным и любимым. Которые никогда не встретят свой следующий день рождения, не поцелуют человека, которого меньше всего ожидали поцеловать, а в старости, набравшись мудрости, не будут любоваться цветами в своем саду.

– Я этого не заслуживаю, – прошептала она. Ей казалось, что она предает брата. Предает лейтенанта Ларка и Платановый взвод. – Я не заслуживаю быть такой счастливой. Не сейчас, когда в мире столько боли, ужаса и потерь.

– Почему ты так говоришь? – мягко, но настойчиво спросил Роман. – Неужели ты думаешь, что можно жить в мире, где существует только это? Смерть, боль и ужас? Потери и страдания? Радоваться – это не преступление, даже если дела кажутся безнадежными. Айрис, посмотри на меня. Ты заслуживаешь всего счастья в мире. И я намерен позаботиться о том, чтобы оно у тебя было.

Она хотела Китту верить, но страх бросал свою тень. Его могут убить. Его снова могут ранить. Он может бросить ее, как Форест. Она не готова к еще одному такому удару.

Айрис попыталась сморгнуть слезы, надеясь, что Роман их не увидел, и, откашлявшись, проговорила:

– Похоже, это проблема, правда?

– Айрис, ты достойна любви. Ты достойна радоваться прямо сейчас, даже в темноте. И, просто на всякий случай… я никуда не денусь, если только ты сама не попросишь уйти. Но даже тогда нам придется поторговаться.

Она кивнула. Она должна ему доверять. Раньше Айрис в нем сомневалась, но Китт доказывал, что она ошибалась. Снова и снова.

Айрис чуть улыбнулась. На сердце было тяжело, но она хотела этого – хотела быть с ним.

– Чашку чая, – сказала она. – Это моя цена на сегодня.

Роман улыбнулся в ответ, вставая из-за стола.

– Полагаю, по чашке каждый час?

– Зависит от того, насколько хорошо ты завариваешь чай.

– Вызов принят, Уинноу.

Она проследила за тем, как он ковыляет к плите и набирает в чайник воды из-под крана. В доме он не любил ходить с костылем, хотя, похоже, все еще в нем нуждался. Айрис придержала язык, восхищаясь тем, как на него падает свет, любуясь грациозными движениями его рук.

Роман как раз налил ей чашку превосходно заваренного чая, когда зазвучала сирена. Айрис застыла, слушая, как вой вдали нарастал и стихал, нарастал и стихал. Снова и снова, как будто какая-то тварь ревела в предсмертной агонии.

– Эйтралы? – спросил Роман, со стуком ставя чайник.

– Нет, – сказала Айрис, поднимаясь. Она перевела взгляд на огород, над которым носился ветер. – Нет, это сигнал к эвакуации.

Раньше она никогда его не слышала, но часто думала, что такое могло случиться. Ноги будто приросли к полу. Сирена продолжала завывать.

– Айрис?

Голос Романа вернул ее в реальность. Он стоял рядом, пристально глядя в лицо.

– Китт.

Девушка взяла его за руку. Пол под ногами затрясся. Она подумала, что это толчок от упавшей вдали бомбы, но тряска продолжалась и усиливалась, как будто что-то приближалось.

Раздался громкий хлопок, и Айрис инстинктивно пригнулась, стиснув зубы. Роман заставил ее выпрямиться и прижал к груди.

– Это просто грузовик, – прошептал он, согревая дыханием ее волосы. – Просто выхлоп. Мы здесь в безопасности. Со мной ты в безопасности.

Она закрыла глаза, прислушиваясь к биению его сердца и звукам вокруг. Он был прав: грохот издал грузовик, подъехавший к дому. На ладонях и затылке по-прежнему проступал ледяной пот, но в объятиях Романа она могла стоять ровно.

Наверное, приближались множество грузовиков. Сирена продолжала завывать, а земля – трястись.

Айрис открыла глаза, ощутив внезапное побуждение взглянуть на Романа.

– Китт, ты же не думаешь, что…

Он только посмотрел на нее, но в глазах его появился мучительный блеск.

«Ты же не думаешь, что это солдаты Дакра? Ты же не думаешь, что это конец?»

«Он не знает», – поняла девушка, когда он погладил ее лицо. Он прикоснулся так же, как всегда, как будто хотел насладиться этой лаской. Как будто это могло быть в последний раз.

Передняя дверь со звоном распахнулась.

Айрис снова вздрогнула, но Роман не разжимал объятий. Кто-то вошел в дом, в коридоре послышались тяжелые шаги. А потом – голос, незнакомый, но пронзительный.

– Марисоль!

На кухне появилась женщина – высокая, в оливково-зеленой форме, забрызганной кровью. За спиной – винтовка, на поясе – гранаты, у сердца приколота золотая звезда, означавшая звание капитана. Светлые волосы были коротко подстрижены, но несколько прядей выбились из-под каски