Шрифт:
Закладка:
Мне не нравился альбом Битлз «Лэт ит би». Как, впрочем, и Полу Маккартни. Улыбнувшись изумлённому Филу, я передал ему коробку с бобиной. Фил покачивая головой взял её двумя руками, как нечто ценнейшее.
— Вы меня поразили ещё раз, Джон. Я прослушаю запись и, если она так хороша, как вы говорите, она сразу пойдёт в печать.
Я улыбнулся.
— Только никому не показывайте её, Фил. Хорошо?
— Что б я сдох! — выдохнул продюсер так «искренне», что я понял, — обязательно покажет.
* * *
— Джон, Джон, — кричал в трубку Фил в этот же день. — Срочно приезжай в Лондон. Тут такой парень появился!
— Что за парень, Фил? Какого чёрта ты разбудил меня?
— Тебя всё равно депортируют, Джон, приезжай в Англию.
— Не дамся я им. Никсону уже кранты. Мы совершим в штатах революцию. И мне никак нельзя уезжать.
— Тогда послушай всего одну его песню…
— К чёрту, Фил! Я сплю. И Йоко ворчит…. Это она играет? А ну ка, сделай по громче. Чёрт, и вправду неплохо!
— Он назвал её «Отель Калифорния».
— Кто? Тот парень? Хорошая мелодия. Пусть сам приезжает в штаты. Я отсюда не уеду пока мне не выдадут «гринкарту». Всё, пока, Фил. Ты меня приятно удивил. Даже Йоко навострила свои маленькие ушки на песню.
Потом Фил позвонил своему другу Тони Айоми, лидеру рок-группы «Блэк Сабат», исполняющей «хэви метал».
— Тони, ты в Лондоне?
— Нет, я в Бирмингеме. Что ещё надумал, Фил? Мы не твой стиль, ты же сам говорил.
— И не отрицаю, дружище. Ваша музыка слишком громкая для меня. Но я нашёл одного парня, который играет такой же тяжёлый рок как и ты. Хочешь послушать?
— Что зам парень? — зевнул Тони. — Откуда он?
— Из Лондона. Внук Джона Сомерсета, помнишь такого? Мы как-то с тобой гостили на его вилле в Ривьере.
— Это там, где шикарный белый рояль?
— Ага.
— Помню, конечно. Он хирург, помнится?
— Да-да. Вот его внук так наяривает на гитаре, что… Думаю лучше тебя, Тони.
Фил хохотнул.
— Я сегодня слушал его арпеджио чуть не захлебнулся слюной. У него одна песня есть в вашем стиле… Хе-хе… Но вокал покруче чем у вашего Ози будет. Да-а-а… Покруче, это точно. Послушаешь?
— Ты меня уже заинтриговал, Фил. Включай наконец запись.
Фил нажал кнопку паузы магнитофона и в телефонной трубке пошёл гитарный проигрыш с мощным тяжёлым ритмом ударных инструментов.
— Sing me a song, you’re a singer. Do me a wrong, you’re a bringer of evil[7]
Песня длилась около шести минут и всё это время Фил из телефонной трубки слышал тяжёлое дыхание Тони. Он даже специально зажал своё правое ухо, чтобы хуже слышать музыку, а лучше Тони Айоми. Музыка прервалась и в трубке повисла тишина.
— А кто ему аккомпанирует, этому парню? Соло гитара у него и правда очень хорошая, но и барабаны звучат как надо. Что это за группа?
— Ха! — отозвался Фил Спектор. — Он говорит, что на всех инструментах играет он один.
— Да, ну, Фил. Мы же с тобой профессионалы. НИКТО ТАК ХОРОШО, — он голосом выделил слова, — не может играть на всех инструментах. Согласен?
— Согласен, Тони, но я видел этого парня и у меня такое ощущение, что он может ТАК играть на барабанах. Когда ты увидишь его пальцы, бегающие по грифу, словно солнечный зайчик, ты поверишь в чудо.
— Да-а-а… Ты меня заинтриговал. А он не продаст эту песню?
— Я поговорю с ним. У меня такое ощущение, что у него она не одна. По крайней мере он мне дал песен на полный диск и даже чуть больше, а эта… Она совсем другая… Словно он специально показал, что может играть по другому.
— Если я приеду в Лондон мы сможем встретиться с этим парнем, Фил? Как, кстати, его зовут?
— Ха-ха! Ты будешь смеяться! Его зовут тоже Джон Сомерсет!
— Действительно, забавно. У этих аристократов чёрте что с именами!
* * *
На следующий день мне позвонил Джон Сомерсет и сказал, что ему звонил Фил Спектор и сообщил, что он уже договорился со студией грамзаписи «EMI».
— Они готовы поговорить о правах на твои песни, — сказал Сомерсет.
— В смысле? Почему о правах на песни? Пусть делают пластинки, а песни останутся при мне.
— Э-э-э… Так в Англии не принято. Ты должен передать права на печать пластинок со своими песнями и будешь получать с них авторские проценты. Так и Битлз делали.
— Да их просто развели, — усмехнулся я. — И если такое предлагают мне, то я считаю, что и меня хотят развести. Пусть ваш юрист позанимается этим вопросом. На печать и продажу, это одно, а права на сами песни останутся при мне.
На завтра мы поехали в штаб-квартиру «EMI», располагавшуюся тут же в Вестминстере, всего в десяти кварталах от школы. На удивление, мы довольно быстро сговорились с менеджерами и составили контракт на изготовление матрицы и печати пробного тиража, за который мне даже не надо было платить. Все расходы брала на себя «EMI». От продажи дисков я получал сорок процентов от суммы оставшейся после гашения затратной части. Со своей доли я платил продюсеру. Права на песни оставались при мне. Да-а-а… Что-то меня напрягало в контракте, но я не понимал, что и контракт подписал.
По британскому законодательству любая личность достигшая шестнадцати лет, могла работать и получать доход, заводить личный счёт в банке и даже управлять некоторыми транспортными средствами, например машиной. Но мне по паспорту было уже почти восемнадцать и я буквально через пару месяцев смогу полностью дееспособным, то есть заключать юридически обязательные контракты, типа, брать в банке кредит.
Контракт который был составлен в «EMI» как я понял потом, рассматривая и перечитывая его «дома» в школе, не был обязательным. Меня им ни к чему не обязывали, не желая связываться с моими родителями. Наверное Фил поговорил об этом с Сомерсетом. Однако из-за моего не полного совершеннолетия права на песни не могли быть зарегистрированы. Хотя… Если обратиться к нотариусу и зарегистрировать песни у него… По крайней мере, в контракте обозначено, что автором песен является Джон Сомерсет сын Анны и Питера Сомерсетов и так далее.
Почитав немного контракт, я мысленно «махнул» на него рукой и, отложив в сторону, представил, как уже завтра исполненные мной песни — не важно
