Шрифт:
Закладка:
Для безопасности разрядив арбалет, он положил его на пол и ногой задвинул под кровать. Взял у Родиона ягоду и прямо через розовый от проступившей крови бинт отжал в рану немного сока. Затем, зажав Штопочке пальцами нос, сунул обмякшую ягоду в ее приоткрывшийся рот. Штопочка судорожно сглотнула, закашлялась, но ягода уже прошла внутрь.
– Вот как-то так! – сказал Делибаш и, прихватив с собой арбалет, отошел к окну.
Родион присел на край кровати и стал смотреть на Штопочку. Долгое время ничего не происходило. На мониторе менялся график кардиограммы. Через равные интервалы в бутылочке с глюкозой поднимался и лопался пузырек. На стене в стеклянной рамке висела фотография двух морских утесов с солнцем между ними – единственный предмет здесь, напрямую не относящийся к медицине.
Родион смотрел то на Штопочку, то на эти утесы. Делибаш раскладывал на подоконнике короткие, как карандаши, арбалетные болты. Родион оценил, в каком порядке они у него хранились. Все вставлены в прозрачный раскладной чехол. Оперенье каждого типа болтов имело свой цвет. Так не ошибешься при быстрой перезарядке. Болтов каждого типа у Делибаша было по два, и только один болт не имел пары. Родион вспомнил, что болт с таким же опереньем торчал у Штопочки из раны. Его наконечник был тяжелым, длинным.
– Для гиел брал… Кто ж знал… А для людей и погуманнее есть… – себе под нос сказал Делибаш.
Он смотрел в окно, а не на Родиона, вроде бы не наблюдая за ним, но по отражению в стекле как-то отслеживая и движения Родиона, и выражение его лица. Писк приборов убаюкивал. Родион тоже подошел к окну. За окном цепочкой уходили вдаль фонари. Вдоль линии фонарей шел какой-то человек. Родион не знал этого человека и куда он идет, но сильно ему завидовал. Человек был не отсюда, не из больницы, а откуда-то из внешнего свободного мира.
Внезапно Штопочка шевельнулась. Ее дыхание сделалось ровнее и глубже. Алые подковы на скулах погасли. Она повернулась на бок, свернулась калачиком и уснула. И что-то совсем не больничное было в том, как она свернулась, что-то домашнее и уютное. Делибаш спрыгнул с подоконника, вопросительно взглянув на сорвавшегося с места Родиона.
Медсестра, до того соляным столбом торчавшая посреди палаты, издала неясный звук. Внезапно она села, руками стиснула голову и начала раскачиваться. Зомбирование проходило. Через две-три минуты медсестра обнаружит в палате посторонних и поднимет шум.
– Пора уходить! Ягода явно подействовала. Девушке лучше. Если хочешь, можем ее разбудить. – Делибаш сунул в сумку связку болтов и шагнул к кровати.
Родион вцепился ему в руку.
– Не трогай! Пусть спит! – приказал он.
– Ну, хозяин – барин! Я просто предложил! – сказал Делибаш, рывком освобождаясь.
Несколько секунд Родион смотрел на Штопочку. Ему захотелось наклониться и коснуться губами ее щеки, но рядом торчал Делибаш. Родион стремительно повернулся и вышел, с удивлением обнаружив Делибаша впереди себя. Движения Родиона были быстрыми и резкими, а движения Делибаша плавными. И все равно почему-то Делибаш обгонял Родиона. Он словно обтекал его, проделывая это естественно и без усилий.
С первого этажа доносились возбужденные голоса. Охрана, как видно, очнулась раньше медсестры, поскольку и зомбирована была раньше. Где-то на улице уже выла полицейская сирена. Избегая нежелательных встреч, Родион и Делибаш покинули больницу через окно второго этажа. Родион оценил, как Делибаш прыгал с высоты – легко, продуманно и без всякого напряжения. Рывок окна на себя, прыжок, приземление, кувырок вперед – и вот он уже на ногах, готовый, если потребуется, к бою.
– На камерах ничего лишнего не будет? Не засветимся? – спросил Родион, когда они шли через автостоянку к трансформаторной будке.
– На камерах будут добрые детские мультики. Такие моменты ведьмы Белдо обычно предусматривают, – ответил Делибаш и вопросительно взглянул на него.
Родион понял, что означал этот взгляд. Его спрашивали, когда он собирается выполнять обещанное Гаю. Или не собирается? Родион не чувствовал себя обязанным ведьмарям, но протечки из болота касались всех. Когда в борту корабля пробоина и туда хлещет забортная вода – так ли важно, кто эту пробоину сделал. Если корабль утонет – утонут все.
– Мне нужно время на подготовку, – сказал Родион. – И с ребятами поговорить, которых я беру с собой. Вдруг кто откажет. Мало ли.
– Сколько времени?
– Хотя бы пару дней. Послезавтра утром жди меня в Копытове. Захвати у Гая все схемы тоннелей, какие у него есть.
– Я возьму еще у Секача, – подумав, сказал Делибаш. – У Секача все по науке: углы спусков, промеры. Где встречаемся?
– В Копытове. Знаешь электроподстанцию у лесопилки, которая «Не влезать! Убьет!»?
Делибаш кивнул:
– А, где череп с костями? Всякий раз я жду искр и удара тока. Значит, послезавтра утром? Отлично… Кстати, навести днем девушку… Ну, когда тут все уляжется!
– Без тебя разберусь! – сказал Родион.
Делибаш сдул со лба челку. Уже у самых дверей, вставляя в глаз стеклышко прыгуна, он вдруг спросил:
– Знаешь, почему с тобой отправили именно меня? В наказание за то, что я не уничтожил гиел. А вот почему я их не пристрелил? Ну, самца – понятно: не успел. Но самку-то легко мог не обухом ударить. И щенков мог бы не сгребать в мешок, а как-то проще все решить… И Гай, конечно, это понял. – Делибаш махнул рукой и замолчал.
Родион внимательно посмотрел на него.
– И почему же ты их не убил? – спросил он.
Делибаш пожал плечами:
– Сам не пойму, – сказал он.
– Зато в Штопочку выстрелить смог… Я тебя не простил! И ничего не забыл.
Делибаш кивнул.
– Я в курсе. Не думай, что я тебя задабриваю. У шныров лучший ты. У ведьмарей лучший я. А двух лучших быть не может. Кому-то придется уйти, – ответил он и сделал шаг в стену.
Нарисованная дверь № 421 проглотила его. Родион же повернулся и пошел к больнице. Он чувствовал, что не может сейчас уйти отсюда. Просто не может, и все. Собирался отыскать Лехура и узнать у него про Штопочку. Ну а дальше? А дальше как сложится. Планов он не строил. Строить планы – смешить небеса.
Лорд Честерфилд, беллетрист и большой остряк, в 1737 г. предложил такую немилосердную концепцию чести: «Человек чести тот, который не устает безапелляционно заявлять, что он таковым является, и готов перерезать глотку любому, кто решится оспаривать это…»
В тот день, когда Родион бродил в переулках у «Третьяковской», Наста вскочила на ноги в пять утра. Ее переполняла жажда деятельности. Гамов мирно спал рядом, похожий на того американского сурка, который сообщает о приходе весны. Но пока что была осень, и сурок просыпаться не собирался. Наста пару раз толкнула Гамова локтем, после чего начала искать, чем бы заняться.