Когда монстро-рыба перестала извиваться, охотник сразу же сунул камы за пояс и что если силы погреб вперед. Он не знал коллектор Маджестика и лишь приблизительно прикинул, что здесь должно быть около 70 метров. Сколько на самом деле оставалось до сухой части стока – парень мог только догадываться, но пути назад не было.

Гребя из последних сил, Марк чувствовал, как его плоть под одеждой начинает плавиться. Веки уже превратились в пожеванные куски плоти и совсем не прикрывали глазные яблоки, которые щипало и резало так, будто в них вонзались тысячи раскаленных спиц, смоченных в соляной кислоте. Руки и ноги слушались все хуже, болевой шок стал отключать нервные окончания, но это не помогало.

И когда он уже подумал, что это, наверное, самая уродская смерть – в дерьме маджестикской элиты – внезапно вспыхнувшая злость на самого себя придали ему сил. Бладхаунд сделал еще несколько гребков и его рука неожиданно оказалась над водой. А через мгновение он грузно шлепнулся на влажный стоунпласт.

Его губы, разъеденные речной водой, перестали существовать, но язык уцелел, позволив охотнику произнести Темный Заговор. Ежесекундно борясь с подступающей темнотой, он понимал, что если сейчас отключиться – ему не выжить. Но как только парень произнес заклинание, тело свела такая судорога боли, по сравнению с которой пребывание в ядовитой воде показалось сущим раем. Но прошло мгновение и боль исчезла, сменившись монотонной прохладой, захлестнувшей искалеченное тело.

Он пролежал так почти полчаса, и за это время дважды повторил Темный Заговор. Вероятно, пробудь он в воде еще секунд десять, и даже тело охотника не смогло бы регенерировать. Но ему повезло, или…

– Черта с два! – он сплюнул едкую слюну, поднимаясь на ноги. С каждой секундой его тело становилось все сильнее, возвращая себе первоначальный облик. На удивление, синтетическая одежда вообще не пострадала. Только намокла.

– Черта с два, – повторил он тише. – Никакого везения. Это моя заслуга. Моя и… Порчи.

Он двинулся вперед по коллектору и через двадцать минут выбрался на поверхность через слив возле Парка Смирения. О да, в Маджестике всегда любили пафосные названия! А еще здесь очень любили слова, о которых им ничего не известно. Парк Смирения, Площадь Демократии, Проспект Чести. Идиотский какой-то каламбур.

Покружив по местности в тени раскидистых кленов, Марк узнал, что северная часть парка охватывает Цитадель Прайм полукольцом. Саму Цитадель окружает достаточно условная стена, однако у единственного входа дежурят два стража и боевой дрон. Удивительно, учитывая, что в Маджестике, как и во всех «цивилизованных» районах Арк-Сити, Стражей днем с огнем не сыщешь. И верно, на что они тут? Ведь здесь преступники не по улицам гуляют, а в рабочих кабинетах пьют виски и жамкают шлюх.

Однако вопросы политики Марка всегда слабо интересовали, теперь и подавно. Гораздо важнее, что в Цитадель не получится пробраться незамеченным. Вырезать охрану – дело пяти секунд, но дрон гарантированно успеет послать сигнал в Центр. Да и камеры внутри точно есть, а вот второго входа нет – охотник дважды обошел строение.

В плане архитектуры Цитадель – высоченная квадратная башня с узкими высокими окнами, такие в древности вроде называли бойницами. С коллектором она однозначно не соединена, исключая стандартные канализационные трубы, в которые охотнику при всем желании не просочиться. Что ж делать то…

Выход нашелся неожиданно. Пресловутая инерция человеческого мышления не позволила Марку принять во внимание его новые способности. А ведь стены Цитадели изобилуют вентиляторами дымоудаления – это такие внешние агрегаты, соединенные с основной вентиляцией здания и в случае возгорания вытягивающие дым наружу мощными двигателями. Короба в них довольно большие, около метра в сечении. Марк знал это, потому что в детстве помогал отцу устанавливать такие штуки на фабриках Корта.

То есть теоретически через них можно проникнуть в вентиляцию, а уже из нее – в любое помещение Цитадели. Вряд ли в вентиляции есть какая-то система защиты, ведь добраться до кулеров дымоудаления – невыполнимая задача для обычного человека. Самые нижние находятся на высоте тридцати метров, и это по отвесной идеально ровной стене.

Охотник скривился и посмотрел на свои руки – черные ногтевые пластины под его пристальным взглядом вытянулись, чуть загнулись и заострились. Сложно сказать, смогут ли его когти поспорить в твердости с примасталью, но стоунпласт уделают – как пить дать.

Марк прикинул, что взобраться по стене можно хоть сейчас, все равно никто не увидит. Маджестик – это вам не Макаронка, тут никто не смотрит по сторонам и тем более вверх. Все деловые, занятые, на связи. Поэтому глаза вечно уперты в браслеты ленс-линков или инфопланшеты.

И все же чутье охотника подсказывало, что нужно минимизировать риски. Один раз он уже просчитался, и это едва не стоило ему жизни. И все же, откуда взялись те монстро-рыбы в коллекторе? В других районах таких точно нет, по крайне мере никто их никогда не видел, а то бы уже вся сетевая желтуха трещала. Выходит, только в Маджестике? Но зачем? Не проще было боевого дрона поставить, если уж предполагалось, что кто-то сумеет пробраться через чистый яд под носом у сторожевой баржи!

Марк мысленно рассуждал об этом, пристроившись в ветвях старого клена прямо напротив стены, по которой собирался взобраться, едва солнце в очередной раз провалится в разверстую пасть мирового змея. В какой-то момент парень прикрыл глаза и впал в странное состояние, которое нельзя было назвать ни сном, ни бодрствованием.

Перед ним проносились лица – Лара, Даша, Виктор, Сакура, Бостром, Степаныч, Знающие, уборщик в Клинике, черный котенок, случайные посетители Клуба, эскейперы… Лиц было много, охотник увидел даже те, которые, как ему казалось, он не запомнил. Парень знал, что эти образы должны пробуждать в его душе какие-то эмоции, но ничего не было. Он будто смотрел на чью-то жизнь со стороны чужими глазами. Будто все происходило не в реальности, а в игре с био-валентным погружением. И почему-то сейчас минувшие события вдруг показались Марку абсолютно нереалистичными, по-киношному гротескными.

Могло такое случиться с ним на самом деле? С ним то – вполне, особенно если он – НПЦ. Или если тот, кто смотрит его глазами, думает, что он НПЦ. Но как тогда тот, другой, идентифицирует собственную реальность? Почему бы его миру не быть такой же глубокой симуляцией? И есть ли у этого всего начало, или в итоге мы скатываемся в линейную рекурсию? Не хочется верить в такое, правда? Потому что тогда… тогда все