– найти истинное причинное объяснение кажущегося таким продуманным устройства Вселенной. В их философии вероятности и историческим случайностям – не говоря уж о феномене наблюдения – отводится очень скромная роль. Они исходят из того, что так или иначе Вселенная должна была развиваться именно так, как она развивалась – на основе четких и вечных принципов. Нисходящая философия бросает вызов этой предпосылке: она в корне отлична по своей онтологической сути, в ней случай и необходимость – замороженные случайности и структуры, имеющие вид законов, – рассматриваются на равных. И мы предсказываем, что будущие наблюдения выявят в истории космоса еще множество случайных изгибов и поворотов.

И все же, когда я оглядываюсь на долгую дорогу к нисходящей космологии, мне становится ясно, что мы не так уж сильно были захвачены философскими соображениями. Да и как это было возможно – ведь с нами был Стивен! Гораздо вернее сказать, что мы искали более глубокого научного понимания. Нас вело желание решить парадоксы мультивселенной и разгадать «загадку замысла» Вселенной. По сути, после того, как Джим и Стивен в 1983 году выдвинули свою гипотезу об отсутствии границы, их пути разошлись. Стивен считал, что мы понимаем квантовую механику достаточно хорошо, и не видел больше нужды копаться в ее основаниях. «Когда я слышу о “коте Шрёдингера”, я хватаюсь за пистолет», – сказал он как-то. Он продолжал пытаться подвергнуть проверке свою идею об отсутствии границы. А вот Джим не был уверен, что мы действительно достаточно хорошо понимаем квантовую механику, и он отвернулся от квантовой космологии. Работая с ныне покойным Мюрреем Гелл-Манном, выдающимся энциклопедистом, который в 1964 году постулировал существование кварков, Джим продолжал совершенствовать квантовые идеи Эверетта в применении к частицам и материальным полям. Их основополагающая работа в сочетании с трудами многих других физиков[175] в конечном счете привела к новой развернутой формулировке квантовой теории, известной как квантовая механика декогерентных историй. Эта формулировка прояснила физическую природу процесса ветвления в схеме Эверетта и, что принципиально важно, полностью уложила в свою концептуальную схему феномен наблюдения[176]. В 2006 году я понял: чтобы квантовая космология могла полностью реализовать свой потенциал, идеи Джима и Стивена следует слить в одно целое. Я снова свел их вместе. И именно этот удачный шаг ознаменовал наступление второй стадии развития нашего подхода «сверху вниз».

Однако, по правде говоря, я думаю, что наша нисходящая триада в общих чертах соответствует тому, как Леметр и Дирак, поэты и пионеры квантовой космологии, когда-то представляли себе ее будущее развитие. В 1958 году на Одиннадцатом Сольвеевском конгрессе, темой которого была «Структура и эволюция Вселенной», Леметр прочел обзорный доклад о состоянии гипотезы «первичного атома»[177]. Отметив, что «расщепление этого атома могло произойти множеством различных способов» (эвереттовское ветвление!) и что «было бы не очень интересно вычислять их относительные вероятности» (в мире нет ничего типичного!), он продолжал: «Никакой дедуктивной космологии не может появиться, прежде чем это расщепление пойдет настолько далеко, чтобы достичь практического макроскопического детерминизма». Другими словами, наша расширяющаяся ветвь Вселенной должна подвергнуться декогеренции, чтобы подход «снизу-вверх» был жизнеспособен. Свой доклад Леметр заключил загадочным замечанием: «Любая информация о состоянии материи в этот момент [сразу после расщепления первичного атома] должна быть выведена из условия, что реальная существующая Вселенная смогла развиться из этого состояния». И это был первый намек на нисходящую точку зрения.

При всем при том, за исключением немногих загадочных замечаний, наиболее ощутимые основания нисходящей космологии восходят к пророческим мысленным экспериментам Уилера и к его видению «Вселенной, создаваемой ее обитателями».

В своем недавнем посвящении Уилеру[178] Кип Торн вспоминает, как в 1971 году обедал с ним и Фейнманом в закусочной Burger Continental недалеко от Калтеха, куда во время своего пребывания в Калтехе любил заглядывать и Стивен.

«Наслаждаясь армянской едой, Уилер рассказывал нам о своей идее изменчивости законов физики. “Эти законы должны были когда-то возникнуть… Но какие принципы определяют, какие законы возникают в нашей Вселенной?” – спрашивал он. Фейнман, который в 1940-х был студентом Уилера, повернулся к Торну, студенту Уилера в 1960-х, и сказал: “Этот чувак несет что-то несусветное. Ваше поколение еще не знает, что он и всегда нес что-то несусветное. Но, знаешь, когда я был его студентом, я обнаружил, что, если взять любую из его несусветных идей и начать снимать с нее слои околесицы один за другим, как будто снимаешь шелуху с луковицы, в сердцевине этой идеи часто находишь могучее зерно истины”».

Когда Стивен и я взялись за разработку нашего космологического подхода «сверху вниз», я не знал об идеях Уилера, хотя подозреваю, что Стивену они были известны, по крайней мере в общих чертах. Задним числом мы понимали, что довольно хорошо очищаем уилеровские идеи от шелухи, преобразуя его грандиозные интуитивные находки в строгие научные гипотезы.

• • •

Мы заехали в кембриджский колледж Гонвилл-энд-Киз, где Стивен тоже преподавал и членом которого оставался всю жизнь. Был четверг, а значит, общий обед, после которого профессора устраивают причудливые ритуалы, угощаясь сыром и портвейном в отделанном стенными панелями зале – Комбинейшн Рум. И вот уже вокруг длинного дубового стола разносят по часовой стрелке портвейн, потрескивают дрова в камине, а мы болтаем о Великом шелковом пути. Стивен вспоминал о своем путешествии в Иран летом 1962 года: он посетил Исфаган и Персеполис, столицу древних персидских царей, и пересек пустыню, добравшись до Мешхеда на востоке страны. «Меня там застигло Казвинское землетрясение (сильное – 7,1 по шкале Рихтера, во время которого погибли более двенадцати тысяч человек), – рассказывал он. – В Буин Захра, когда я ехал в автобусе из Тегерана в Тавриз, уже на обратном пути к дому. Но я все равно хотел бы туда вернуться, – добавил он. – Для научного сотрудничества границ быть не должно».

Когда остальные члены колледжа уже разошлись отдыхать по своим комнатам, а медсестра, наблюдавшая за Стивеном, принялась и нас уговаривать ехать домой, Стивен, несмотря на поздний час, вдруг ввязался в спор. Меня это не удивило. Он немного поколдовал над настройками своего «Эквалайзера» и принялся говорить, а я обошел вокруг стола и сел рядом с ним.

«В “Краткой истории…” я писал…»

– …что мы всего лишь химический налет на поверхности среднего размера планеты, обращающейся вокруг ничем не примечательной звезды в обычной галактике, – закончил я его мысль:

Брови моего собеседника взметнулись вверх в знак согласия.

«Но это был прежний Хокинг, он смотрел “снизу вверх”, – появилось на экране. – С точки зрения Бога, мы вовсе не малозначащее пятнышко».

Стивена поднял на меня глаза, и мне подумалось, что он прикидывает, какое расстояние