В кустах орешника громко треснула ветка.

– Это большой жирный кот, – сказала Мария, – под ним даже ветки ломаются. Пошел отсюда! Брысь!.. Встаньте, милорд, – обратилась она к сэру Роберту, – я не сержусь на вас. Вы наивны, как ребенок, но это неплохо. Сохраняйте свою наивность, она мне нравится… Вы видите сны? – спросила она, когда сэр Роберт поднялся.

– Наверное, вижу, – ответил он и испуганно взглянул на королеву: не сказал ли опять невпопад.

– Почему «наверное»? – ласково проговорила Мария. – Вы не знаете точно?

– Когда я ложусь спать, то проваливаюсь, словно в яму; а когда просыпаюсь, не помню, видел ли что-нибудь во сне.

– А я постоянно вижу сны; они бывают настолько яркими и связными, что мне кажется, я живу двумя жизнями – одна эта, а другая та, которая во сне – и вторая насыщеннее первой. Я вам расскажу сон, который я видела вчера. Это очень личное, не для посторонних ушей, но вы – мой друг, и вам я могу довериться. Ведь вы мне – друг?

– Мадам! – горячо вскричал сэр Роберт, приложив руку к сердцу.

– Тише, милорд, не надо кричать, а то нас услышит кто-нибудь… Вот мой сон. Мне снилось, что я еду по большой дороге, проложенной над крышами Лондона. Вверху непроницаемая тьма, внизу туман, как сейчас, ничего не видно, но зато отчетливо слышны все звуки. Там кто-то поет, кто-то ругается, кто-то стучит молотком, кто-то пилит, а кто-то горячо объясняется в любви. Эти звуки невыносимы, они будто раздаются в замкнутом пространстве, что-то вроде громадного медного таза, которым накрыт и Лондон, и дорога, по которой я еду, и весь мир.

Я погоняю лошадь, но она не повинуется и продолжает еле-еле плестись. Моя голова нестерпимо болит, мне не хватает воздуха, я задыхаюсь. В довершение всего, сквозь булыжники дороги проступает какая-то жидкость; ее становится все больше, и я чувствую запах крови. Я хочу закричать, но не могу, из горла вырываются лишь слабые стоны, – и тут лошадь поворачивает ко мне морду и жутко скалится; ее шея вытягивается, как у дракона, зубы превращаются в клыки, и эта адская тварь начинает грызть мне колени и руки.

Я понимаю, что умираю, что умру через мгновение, – но в этот последний миг моей жизни рядом появляется рыцарь в золотых доспехах. Он подхватывает меня, сажает на своего коня, и мы взлетаем в небо. Тьма рассеивается, в темно-синем воздухе загораются звезды, справа нам светит солнце, а слева – луна.

Ах, как приятно было лететь в небесной синеве! Эфир был так легок, он был теплым и нежным, как кожа ребенка; он был наполнен запахами лаванды и фиалок. Мой рыцарь читал мне прекраснейшие стихи, их строфы разносились с тонким звоном по небесам, и где-то пели струны арфы, источая чудесную, радостную и трогательную мелодию.

Внезапно все кончилось. Я снова еду по дороге, но уже в самом Лондоне через наши отвратительные грязные предместья. Улица за улицей, переулок за переулком я проезжаю их и не могу добраться до своего дворца. Меня сопровождает свита, я слышу пустые разговоры и пошлые шутки. Возле меня едет человек и бормочет любезности, каждое слово которых фальшиво. Мое сердце ноет от тоски; мне ясно, что мне никогда не добраться до моего дворца, – не говоря уже о сияющем небе, которое закрыто для меня навечно… Вот такой сон. Что вы на это скажете?

– Ну, мадам, я, ей-богу, не знаю, что сказать! – потер переносицу сэр Роберт. – Вам бы лучше обратиться к придворному магу, а я не мастер разгадывать сны.

– Но вы хотели бы стать рыцарем, спасающим меня от адских видений?

– Мадам, только прикажите! – пылко воскликнул сэр Роберт.

– Разве рыцарю надо приказывать спасать свою даму?

– О, нет, конечно, нет! Я не то хотел… Я не об этом… Бог мой, я непроходимый идиот! – с отчаянием заключил сэр Роберт.

– Будем надеяться, что это пройдет, – улыбнулась Мария. – Но мне пора идти. Мои придворные заждались меня.

– Прощайте, мадам, – поклонился сэр Роберт. – Я благодарен вам за аудиенцию и за беседу.

Мария стояла недвижно.

– Поцелуйте же руку своей королеве, – наконец, сказала она.

– Да, разумеется! Это такое счастье! – сэр Роберт приложился к ее руке.

Пальцы Марии затрепетали, по телу прошла дрожь.

– Милорд, – выдохнула королева. Затем, отняв руку и не глядя на него, проговорила: – Прощайте! – и быстро пошла к аллее, где ее ждала свита.

– Прощайте, – повторил сэр Роберт.

Он провожал Марию взглядом до тех, пока она не скрылась в тумане, а потом пошел к воротам парка.

Из кустов орешника и от развалин канцелярии вышли два тайных агента.

– Ты все слышал? – спросил один другого.

– Все.

– И что нам теперь делать?

– Доложить епископу Эдмунду.

– Но не будет ли это разглашением секретов ее величества? Как бы нам не поплатиться за то, что мы слышали личный разговор королевы.

– А если не доложим, нас обвинят, чего доброго, в утаивании важных сведений. В конце концов, мы выполняем свою работу – и точка! Доложим его преосвященству, а там пусть сам разбирается! Наше дело сторона…

– Ох, нелегка государственная служба, будь она неладна! – покачал головой первый агент.

Сэр Стивен был в отличных отношениях с Богом: они не мешали друг другу и каждый занимался своим делом. Сэру Стивену никогда в голову не приходило влезать в планы Всевышнего или пытаться постичь его замыслы – это было, по меньшей мере, невежливо; Бог, со своей стороны, тоже не препятствовал сэру Стивену в его работе, предоставив ему, по-видимому, полную свободу действий. Такие отношения были легки, необременительны и не вызывали конфликтов – в итоге, дела сэра Стивена шли превосходно и он всем сердцем желал, чтобы они были столь же хороши у Бога.

Сэр Стивен не ставил перед собой недостижимых целей, не шел против течения и поэтому получал все