не опущусь! – начал было говорить Тео, но сам понял, что это больше похоже на дешевое бахвальство, чем на серьезную фразу мужчины, отвечающего за свои слова и поступки. Пифагор спокойно на него посмотрел и сказал:

– Дорогой мой, вспомни, из-за чего ты здесь оказался?

Это был железный аргумент, и Тео ничего не мог возразить. Но самое страшное было то, что хоть смысл этих слов был колким и обличительным, но сказано это было очень тепло, мягко и дружелюбно. В словах Учителя не прозвучало ни одной интонации, которая могла бы уколоть или обидеть. И от всего этого Тео чуть не прослезился. Он подумал, что за всю его жизнь с ним еще никто так тепло не разговаривал, особенно когда в контексте сказанного есть его очевидная вина. Если бы сейчас Учитель сказал что-нибудь колкое или начал упрекать Тео – тот бы наверняка обиделся и сказал или сделал бы что-нибудь назло. Например, напился бы, как тот человек за столиком в углу. Но никакого упрека не было и близко. А были только тепло и доброта. И Тео решил, что он никогда не предаст это отношение и больше не будет злоупотреблять алкоголем. Никогда. Ни тут, ни дома, если он когда-нибудь туда вернется. Все это происходило внутри Тео, в его голове. Он ничего не сказал вслух. Но по его взгляду Пифагор точно знал и понимал то, что происходило сейчас в душе у этого мужчины с молодым телом и поседевшей взрослой душой. И он, как всегда, по-доброму улыбнулся и ничего не сказал в ответ. Все было и так понятно, без лишних и ненужных слов.

Приятная девушка с милым лицом вовремя принесла еду, и можно было погрузиться в удовольствие ее поедания.

– Ну, давайте отметим вашу сегодняшнюю победу этим замечательным ужином! – воскликнул Тео и, не дожидаясь ответа, с широкой улыбкой набросился на тарелку с запеченными овощами, обильно политыми ароматным оливковым маслом, и одновременно потянулся за горячей лепешкой.

Глава 20. Дарвин мне друг, но истина дороже.

Нет ничего на свете, из чего нельзя было бы сделать вывод.

Надо только знать, как взяться за дело.

Льюис Кэрролл

Солнце уже зашло за гору, и блекнущий свет летнего заката грустно прощался с Землей. Пифагор привычно развел «камин» в углу нижней комнаты пещеры и тихо сел на свое ложе. Тео тоже сидел на своей постели. После первой ночевки здесь он понял все прелести сна на сырой земле, и сейчас его спальное мести, хоть это и был твердый матрац на сырой земле, казалось ему таким родным и таким желанным. По стене пробежала маленькая ящерица. Тео флегматично проводил ее взглядом, и в его голове даже не возникло мысли: «Ух ты! Ящерица!» – что обычно бывает у закоренелых городских жителей при встрече с дикой природой. Видимо, человек быстро привыкает абсолютно ко всему, даже к девственно дикой природе и к ее обитателям. Вечером, после заката, треск цикад был значительно громче, и созвучие громкого треска этих маленьких шумогенераторов, в сочетании с потрескиванием дров в камине пещеры, создавало неповторимое ощущение романтики и уюта, которые возможны только посреди дикой природы и совершенно невозможны в городских джунглях.

– Знаете, один из плюсов вашего уклада жизни, – начал Тео, – заключается в том, что тут нет телевизора и интернета. И вечером людям ничего не остается, кроме живого общения между собой. А еще я заметил, что мы с вами никогда не беседуем о жизни или о философии утром. Это для того, чтобы более полезно использовать дневное время, так?

– Не только, – ответил Учитель. – Ты же помнишь, что утром нужно говорить с Богом, в обед – с людьми о Боге, а вечером – с людьми о людях? Вот мы это и делаем, ничего удивительного. «Говорить с Богом» – подразумеваются медитация, молитва, поход в Храм или любые другие ритуалы, где задействованы тонкие энергии. Все такие действия желательно делать утром. Утро – это время наиболее тонких и добрых вибраций в течение дня. Именно поэтому утренние медитации в восточных традиционных религиях или утренние молитвы среди монахов в монастырях начинаются от четырех до пяти утра, а созерцание восхода более полезно и благоприятно, чем созерцания солнца на закате.

– У нас говорят: если вы говорите с Богом – это называется молитва. А если Бог говорит с вами – это уже шизофрения, – пошутил Тео.

– Шутки, как и соль, должны употреблять с умеренностью. Главное в любой шутке – уместность, – строго и серьезно продолжил Пифагор.

– А что я такого сказал? Я же пошутил! – запротестовал Тео.

– У вас есть большое количество и разнообразие всевозможных тем, на которые можно шутить. А есть темы, на которые шутить не стоит. Когда вы упоминаете Бога – это всегда должно быть только с должным уважением и почитанием. Это не тема для шуток. И абсолютно не имеет значения – верите вы в это сами или же считаете глупостью и мракобесием. Важно то, что в это могут верить другие люди рядом с вами. А для них эти понятия могут иметь такую же важность, как для вас, например, ваши родители. Если вы сами придерживаетесь другого мнения, то хотя бы просто ведите себя уважительно в присутствии других людей, которые в