— А знаешь, мне тут винишко подогнали, — как бы между делом заявил Дмитрий и откупорил бутылку штопором, что нашёл на подносе поверх мини-бара. — Говорят, суперское. Будешь?

— Не буду, — буркнула Кира, занятая анонсом завтрашней трансляции в социальных сетях. — Не хватало ещё нажраться в хлам и всё проспать.

«План А не сработал, переходим к плану Б».

— А я выпью! — Крякнув с досады, Дмитрий сделал несколько крупных глотков прямо из горла бутылки.

«Может, надо было к девке за стойкой подкатить, — запоздало всплыло у Димы в мозгу, — а то зачем она о себе сказала? Может, любит чпокаться с приезжими…»

Поглощённая работой, Кира не замечала шумного бульканья друга. Или не просто друга, сама ещё не разобралась.

— И потом, — продолжил Дмитрий, поставив бутылку на тумбочку, — тут и градусов почти нет… Ик! Уж я-то в жизни бухла…

Тень выросла за дверью. Колонны ног встали на пути света.

Мысли Дмитрия тяжело ворочались в голове, равно как и язык во рту. Слова обрывались, едва сказанные. Промямлив что-то на пьяном наречии, Дмитрий рухнул на пол.

Ещё несколько теней замельтешили под дверью, появившись откуда-то сбоку. Дмитрий успел заметить, как Кира вскочила с места, прежде чем мир смазался и потух.

В щель от замка вошёл ключ. Раздался тихий щелчок.

Сквозь барабанную дробь в висках, слившуюся в один нескончаемый гул, пробивались и другие звуки — всё тише и тише с каждой секундой.

Топот. Скрип двери. Визг. Крик боли, а за ним хлёсткий удар и звук падения тела…

Фырканье.

3

Боль в лопатках прорвалась сквозь вуаль тёмного беззвучья. Очнувшись, Дмитрий поёрзал, но тут же простонал, пожалев, что вообще пошевелился: под спиной и затылком был лишь неровный холодный камень. Постепенно возвращались остальные чувства. В ушах стояло хоровое пение и сухой треск. Под веки просачивался неровный свет.

Пелена сна спала, и теперь мозг мучительно восстанавливал картину последних событий.

«Админка с бухлом… ударило в голову… шум… фыр-фыр… Фыр-фыр?»

Усилием воли Дмитрий разлепил веки, а затем наклонил голову, чтобы оглядеться. Тут ему в лицо упёрлась фыркающая лисья морда.

— Ах, это ты, сука…

Лисица сердито чихнула в лицо парню и спрыгнула куда-то вниз. Дмитрий попытался подняться, но обнаружил, что обездвижен, крепко связан по рукам и ногам бечёвкой. Лишь шея была свободна от пут, можно было вращать головой.

Роща, пылающие костры, венки и разноцветные ленты на ветвях — всё напоминало декорации к фильму о древних славянах. «Массовка» соответствовала. Широкий дуб — старейшее дерево если не в округе, то в роще уж точно — опоясывали люди: мужчины в светлых рубахах, женщины в сарафанах. Ближе всех к безликому идолу стояли старики. Дети, смеясь и тявкая, беспорядочно скакали и кружились, точно собаки, пытающиеся поймать собственный хвост. Девушки в коротких, то и дело задиравшихся льняных сорочках водили хороводы вокруг костров. В двух шагах позади девушек лежали бумажные, картонные и даже деревянные маски, изображавшие лисью морду.

Такую красоту не грех бы и заснять.

Поначалу Дмитрий не верил глазам и думал, что всё ещё спит, но проснуться не получалось, сколько бы он ни тряс головой или моргал.

— Что вы делаете?! Отпустите меня!

Это была Кира — её крик Дмитрий узнал бы из тысячи даже сквозь бухтение толпы вокруг дуба. К нему и была привязана владелица блога-миллионника, раздетая и с синяками на лице и руках.

— Дима!!!

— Тотем Покровителя общины указал на тех, чья жертва пробудит Природу, — провозгласил длиннобородый старик, стоявший перед древом с кинжалом в ладони. — Во благо Рода, Яви и Правды!

— Во благо Рода, Яви и Правды! — подхватили кругом.

Раздался свист рассекаемого воздуха, и из перерезанного горла на корни полилась молодая кровь. Древняя земля жадно впитывала пищу.

Дети загалдели громче прежнего, к ним присоединились девушки, и кольца вокруг костров распались. Красавицы подхватили маски и, надевая их на ходу, устремились к ошеломлённому Дмитрию.

— Ди-и-ы-ы-ы… а-а-а… — прохрипела Кира, прежде чем обмякнуть и закрыть глаза в последний раз.

— Нет… Нет! Уроды! Что вы… — Дмитрий задёргался и попытался доползти до края своего каменного алтаря, но это оказалось бессмысленно: над ним уже нависли самодельные лисьи морды.

— Когда деревья снова станут зелёными, а небо очистится, ваши души воссияют в лучах Божественного Света, ибо жертва ваша была не напрасна!

— Что?! Что за грёбаную херню ты несёшь, больной укурок?! Отпусти меня!!!

Между редкими листьями показалось предрассветное солнце. Рыжий талисман деревни затявкал. В руках «лис» блеснули заточенные бычьи рога.

— Очень жаль, что не удалось застримить торжество! — из-за ближайшей маски раздался знакомый женский голос. Голос администратора гостиницы.

— Да чтоб вас всех! — прохныкал Дмитрий, почти ослепший слёз.

Члены общины притихли, дети умолкли, а затем…

Затем десятки ударов в живую плоть и предсмертные крики возвестили о начале весны.

1

«Забавно слушать ложь, зная правду.

Так и быть, не ложь, а сказку. Детям положено читать сказки: они развивают фантазию, стимулируют образное мышление, успокаивают и всё такое. Я не против. Если не получается ценить родителей за действия, то остаётся ценить за намерения.

Детство сродни отпуску, каникулам, на которых от меня почти ничего не требуется, чтобы выжить. Не то, что в Средние Века. И всё же я стараюсь отыгрывать свою нехитрую роль

(«стараюсь», потому что актриса из меня никакая)

и улыбаюсь, когда Мать прерывает чтение и смотрит на меня. Получается не очень, раз она перешёптывается с Отцом об эмоциональной инвалидности. Отец, впрочем, не беспокоится. Он понимает, что дважды — один раз невольно, один раз осознанно — отсрочил моё возвращение в мир живых. А ведь я могла уже быть полностью сформировавшимся человеком, а не младенцем.

Впрочем, я его не виню. В конце концов, он сдержал обещание.

Мать видит во мне только своё дитя, и ведёт себя соответствующе. Эти сюсюканья и умиления