— В комментариях к сборнику стихотворений Тамбы Седьмого про это хокку говорится: «Сенсей написал трехстишье, глядя, как от земли под лучами солнца поднимается пар, и представил себе цикличность бытия как путь водяных капель, от тепла превращающихся в пар, затем в облако, а потом проливающихся на землю дождем».

Черт, мысленно выругался я. Первый класс гимназии: «круговорот воды в природе».

И уныло побрел прочь.

Завтра буду умнее. То бишь одухотворенней.

6 августа

ВТОРОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

«С утра я упражнялся: разбегался и пробовал взбежать на стену консульства. В окно выглянул консул, встревоженно посмотрел, спросил, не отвезти ли меня к врачу. Маса дулся. Обижается, что я хожу на занятия к Т. без него. Честно говоря, мне просто не хочется выглядеть перед своим слугой безнадежным тупицей. Подозреваю, что Маса постиг бы философию «крадущихся» много быстрей.

Сенсей встретил меня у дверей зала. Показал на пол. Там были рассыпаны терновые колючки.

— Это чтоб ты быстрее разбегался. А теперь слушай хокку, сочиненное Тамбой Седьмым в первый день третьей луны 10 года эры Кёхо. Это стихотворение, как и вчерашнее, про жизнь.

«Жизнь — всего лишь сон,

Привидевшийся во сне», —

Говорят глупцы.

— Посмотрим, расколет ли этот орех твоя квадратная западная душа. Надеюсь, ты знаешь историю куртизанки, сочинившей перед казнью стихотворение об иллюзорности бытия — что оно не более, чем сон внутри сна. Только японка способна на такое. Почему же Тамба называет красивую сентенцию словами глупца?

— Во-первых, ничего особенно японского в этой идее нет, — язвительно ответил я. У американца Эдгара По есть точно такие же строки: «All that we see or seem is but a dream within a dream». Во-вторых… Я полагаю, что дзёнин, будучи мастером земных дел, с презрением относился к фантазерам, которые оправдывают свою никчемность, объявляя окружающий мир химерой.

— Ну-ну, — добродушно покивал Т. — Если такое толкование возможно, ты без труда достигнешь потолка.

Я разбежался огромными прыжками, чтоб поменьше колоться о тернии, но не рассчитал последний скачок и приложился коленом, грудью и лбом о стену.

Потряс головой, чтоб вытрясти из ушей звон. Услышал уютный голос сенсея.

— Ты совсем ничего не понял в этом хокку. Тамба Седьмой, конечно, не отрицает иллюзорности бытия. Никто еще не сумел доказать, что мир, который ты видишь, существует на самом деле, а не в твоем воображении. Смысл последней строчки в том, что лишь дурак придает какое-то значение тому, существует мир на самом деле или нет. Как будто это что-то меняет. Человек, живущий по твердым правилам, исполняет их не для внешнего мира и не для других людей, которые, возможно, ему привиделись. Он делает то, что он делает, ради верности самому себе. И с этой позиции никто никогда тебя сбить не может. Да и ощущения, переживаемые во сне, не менее остры, чем те, что мы испытываем наяву.

Иди. И завтра разбегись получше. Кто боится наступить на колючку, никогда не взлетит».

7 августа

ТРЕТЬЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

«— Во второй день третьей луны десятого года эры Кёхо дзёнин Тамба Седьмой написал следующее стихотворение на ту же тему, — сказал сегодня учитель. — Прежде чем я прочту тебе хокку, должен пояснить, при каких обстоятельствах оно было написано. Это поможет тебе проникнуть в суть. Третья луна, месяц яёй, не соответствует вашему марту. Обычно яёй приходится на апрель. И во второй день месяца яёй десятого года Надежной Безопасности в Осаке расцвела сакура — так написано в комментариях к книге.

— Понятно, — кивнул я, хотя пока понятно ни черта не было.

Колючки по-прежнему были рассыпаны по полу, но рraemonitus praemunitus — я засунул в носки стельки.

— Вот что сочинил и записал кисточкой на бумаге Тамба Седьмой, сидя под цветущими вишнями подле храма Ситэнно.

Каракатицу

Или морскую звезду —

Выбор рыбака.

И Т. выжидательно на меня уставился.

Так я и подозревал: про сакуру он сказал не чтобы помочь, а чтобы заморочить голову. Ничего себе «на ту же тему»! Где сакура и где рыбак?

Отключись, приказал я мозгу. Мозг охотно повиновался, но проще от этого не стало.

— Промедление будет засчитано как провал, — промурлыкал Т. кошачьим голосом. Он получал удовольствие от моего замешательства.

— Каракатиц вы, японцы, едите, а морских звезд — нет, — сказал я. — Рыбак, который ловит то, что несъедобно, никчемен. Тамба Седьмой имел в виду, что человек сам выбирает, выйдет ли из него польза и толк или же он останется пустоцветом.

Я разбежался, довольно резво поднялся до середины стены, а дальше — увы. Пришлось оттолкнуться, перевернуться и, описав сальто, приземлиться на пол. На ногах, правда, я не устоял и весьма неэлегантно плюхнулся задницей на татами.

— Я же подсказал тебе: стихотворение на ту же тему, что вчерашнее. То есть об иллюзорности жизни, о сне, увиденном во сне, — укоризненно молвил Т. — И про цветущую сакуру объяснил. Был уверен, что ты угадаешь смысл. Но у тебя вся душа ушла в эти западные картонки, который ты тайком засунул в свои таби. Картонки помешали тебе как следует разогнаться и привязали твою душу к ступням. Настоящее хокку никогда не заботится о том, что съедобно, а что нет. Это не кулинарный рецепт. Разница между каракатицей и морской звездой в том, что первая уродлива, а вторая прекрасна. Смысл хокку следующий: пускай жизнь тебе приснилась, но каким будет этот сон — уродливым или прекрасным — зависит только от тебя. Сегодня ты проявил себя каракатицей. Уходи.

«Сам ты каракатица», — пробурчал я по-русски и побрел прочь устыженный».

8 августа

ЧЕТВЕРТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ

«— В третий день третьей луны десятого года Кёхо дзёнин Тамба Седьмой сидел на том же месте, но смотрел не на цветущие вишни, а на храм Ситэнно. Так написано в комментариях, а стало быть это имеет значение — в старинные времена люди не записывали того, что несущественно.

Так начал урок Т. сегодня.

Я слушал, закрыв глаза и настроившись на поэтическое. Утром я провел предварительную подготовку. Проснулся перед рассветом, залез на крышу консульства и созерцал восход, шепча красивые стихи. «На свете счастья нет, но есть покой и воля». «Наедине с тобою, брат, хотел бы я побыть». «Oh, my luve’s like a red, red rose». «Du hast Diamanten und Perlen». «Homme, libre penseur, te crois-tu seul pensant dans ce monde?».

Последнее стихотворение,