Военно-транспортный самолет без долгих проволочек и особого комфорта перенес меня с одного аэродрома на другой. Так я оказался в той части монгольской степи, которая окружает город Баян-Тумен, в 1941 году переименованный в честь ее первого и главного маршала Хорлогийна Чойбалсана, чей прах в то время покоился в Мавзолее наравне с останками самого Сухэ-Батора.

В правду сказать, тогда я этого не знал, как и многого другого. В строевом отделе штаба полка, базировавшегося под Чойбалсаном, повертели в руках мое предписание, сверились со списком должностных вакансий и назначили техником группы авиационного вооружения в третью эскадрилью. Так я на два года поступил на службу в 43-й полк истребительно-бомбардировочной авиации, который на профессиональном языке назывался «43-й апиб» и имел почтовый адрес «полевая почта 23300».

Военный городок тогда представлял из себя ряд одноэтажных деревянных построек: казармы, почта, столовая, два штаба – авиаполка и ОБАТО (Отдельный батальон аэродромно-технического обеспечения) (здания, обложенные снаружи силикатным кирпичом такого же казарменного типа) и солдатский клуб. Поскольку забор у городка был только с парадной стороны, то по территории круглогодично бродили флегматичные монгольские коровы, выискивая что-нибудь съедобное. К ним относились как к части пейзажа: никто их не сторожил и не прогонял. Эти большие бурые животные жили своей собственной жизнью и своими представлениями о порядке. Вероятно, они ходили по этим местам еще тогда, когда здесь была голая степь.

Позже рядом со старым городком построили новый: ряд пятиэтажек, в которые из Чойбалсана переселили семьи офицеров.

На вооружении в полку в то время стояли истребители-бомбардировщики СУ-17М3, пилотируемые одним лётчиком. Каждый самолет имеет две встроенные 30 мм авиационные пушки НР-30 в консолях (крыльях) и многовариантные подвески (бомбы, неуправляемые и управляемые ракеты различных классов, артиллерийское подвесное вооружение, подвесные баки, спецконтейнеры и т.п.). Тогда этот самолет был грозным оружием. Теперь, конечно, он устарел (снят с вооружения в 1998 году) и в музеях авиационной техники выглядит если не карликом, то уж точно младшим братом современных мощных истребителей-бомбардировщиков семейства СУ.

г. Чойбалсан, центр города (до 1941 г. Баян-Тумен, Монголия (МНР), 1980-е гг.

Чойбалсан, март, 2010-е гг. За 30 лет ничего не изменилось.

Монгольские коровы так же бродили по гарнизону военного аэродрома Чойбалсан в 1980-е гг.

Жители города Чойбалсан и их транспорт.

В любой воинской части отношение к призванным из запаса «двухгодичникам» (как нашего брата называли кадровые офицеры) особое. Офицеры, прошедшие суровую школу военных училищ, помотавшиеся по дальним гарнизонам нашей необъятной родины и стран-союзников, прошедшие зной и стужу, военные учения, не раз бывавшие в сложных переделках, не могли признать в нас «своих». Мы были для них «студентами», по странным обстоятельствам, на короткое время ставшими офицерами. В сравнении с их обязательной тогда выслугой в 25 лет, наши два года службы были для них то же, что и срочная служба рядового состава. Впрочем, это не мешало дружеским отношениям, а только добавляло поводов для шуток. Легче всего отношения устанавливались со сверстниками. Как ни крути, а вчерашние курсанты не так уж сильно отличаются от вчерашних студентов.

Как я довольно быстро заметил, среди технического, да и летного состава было много офицеров с Украины. Их выдавали не только колоритные фамилии (Лупич, Бабий, Парасечка, Корнейчук, Халий, Пасько…) и мягкий южный говор, но и твердый характер заядлых службистов.

В неслужебной обстановке (например, по дороге на аэродром) некоторые говорили друг с другом на «мове». Но мой сосед по комнате в офицерской гостинице, где я с другими холостяками прожил два года, только пренебрежительно хмыкнул, когда я как-то спросил его:

– У вас-то так говорят?

Костя был родом с Западной Украины[19], сам говорил без акцента на чистом русском языке и в общении со мной даже с глазу на глаз принципиально ни слова не говорил на украинском, как я его об этом ни просил.

– А зачем тебе? – спрашивал он подозрительно, ехидно прищурившись. При этом вся его тщедушная фигурка тоже выражала вопрос.

– Так ведь это же родственный славянский язык! – горячо убеждал я его. – Мне же интересно его выучить! Я же на древнерусском сейчас Галицко-Волынскую летопись читаю про ваших князей XIII века. Это наш общий праязык…

– Вот и читай на нём в своем уголочке.

Мой «уголочек» был за шкафом, которым я бессильно пытался прикрыться от воплей советской эстрады, каждый день раздававшихся из его магнитолы. Надо сказать, что спор о том, можно или нельзя её выключить или хотя бы убавить громкость, был обычным, но и практически единственным предметом наших препирательств. Постоянно работающее радио сильно мешало моим филологическим и историческим «изысканиям», которым я пытался предаваться в свободное от службы время. О политике и истории мы не рассуждали. Оба были атеистами, поэтому споров о вере тоже быть не могло. Впрочем, однажды, вращая ручку настройки радиоволн, он случайно поймал какую-то религиозную передачу. Голос протестантского пастора с характерным акцентом сотрудника «вражьего голоса» читал проповедь на библейскую тему из книги Иова: «Дни мои быстрее гонца…». Почему-то пасторские рассуждения о скоротечности человеческой жизни тогда запали нам обоим в душу, хотя о быстротекущем времени в молодости обычно не думаешь. Впрочем, больше мы не могли найти эту передачу, да и Костя сказал, что «религия – опиум для народа» и партия это дело не одобряет.

Самолет Су-17М4, снаряженный управляемыми ракетами, блоком неуправляемых ракетных снарядов (НУРС) и подвесными топливными баками. Музейная экспозиция.

Аэродром Чойбалсан, железобетонное укрытие для военного самолета. Современный вид.

Аэродром Чойбалсан. Вид с воздуха на самолетные укрытия 43 апиб. На переднем плане стоянка 1 аэ, вдали – стоянка 3 аэ. Современный вид. 2014 г.

Национального вопроса касались лишь вскользь. По его рассказам он окончил военное училище в одной из прибалтийских республик. Каждый год по случаю дня памяти местного героя-националиста (и, конечно, антисоветчика) курсантов распределяли в городе по «точкам» следить за ситуацией. Наравне с другими он пресекал «вылазки националистически настроенной молодежи»: предотвращал развешивание «флагов буржуазной республики» и националистических лозунгов, распространение антисоветских листовок и т.п.

В общем, Костик был обычный советский офицер. Честно тянул служебную лямку – обеспечивал полеты, ходил в наряды, после службы