И вдруг слышу писк боли. Смотрю. Такие милые пушистые комочки маскирующей расцветки! Медвежата! Мими-мишки! Блин! Это же не медведь! Это же медведица!

Меня опять вышибает «из себя». Смотрю на себя со стороны. И мне мерзко. От самого себя мерзко.

Тут Жизнь. Такая вот странная, непривычная, крайне жестокая, но Жизнь. А я? Что я делаю? Я вломился в хрупкое равновесие этого маленького, но живого мирка, сею тут ужас, смерть и опустошение. И хотел всё это сжечь, к хренам! Весь этот живой мирок! Живой!

Это не они уроды! Они такими родились. Они не знают другой жизни, кроме этой. Но они живут. Как могут, так и живут. Выживают. В этих запредельных условиях. Но выживают. Живут. В неустойчивом балансе жизни.

Это я урод! Вломился в их дом, крушу, ломаю, убиваю. Не из потребности, не для пропитания. А из развлечения! Просто никто из них не мог защититься от меня! Никто! Это не бой. Убийство. Ради забавы получается убийство!

Так мне стало мерзко от самого себя, что я прозевал рывок туши подо мной. Лечу. С грохотом и чавканьем ломаю деревья. От боли ударов о стволы, удара о почву, пусть и мягкую, но динамического удара никто не отменил, спазмом схватило грудь и горло. Отрешённо смотрю на разевающуюся чудовищную пасть с огромными клыками.

Ну, вот и всё! Наконец-то! Отмучился!

Ну вот, наконец и Смерть моя пришла.

Но, как всегда, всё оказалось не тем, чем ожидалось.

Пасть не захлопнулась на мне. А чуть надо мной, прямо перед моим лицом. И глыба мяса и шерсти, жалобно заскулив, затряслась всем многотонным весом, отпрыгнула от меня, огромными прыжками помчалась к жалобно пищащему комку шерсти, который ещё не обзавёлся чешуйчатым панцирем.

Я в недоумении и в шоке сел. Почему медведица не перекусила меня?

А это что? Приглядываюсь – исчезает. Смотрю куда-то в сторону мерещится мне в углу зрения женский силуэт в длинном свободно ниспадающем плаще с длинными рукавами, полностью скрывающими руки и очень глубоким капюшоном, полностью закрывающем лицо. Приглядываясь снова, ничего не вижу.

И будто шёпот. Женский голос. Прислушиваюсь, не слышу ничего. Не слушаю, шепчет что-то, неразборчивое.

Медведица очень боится этого призрака. Гигантский зверь просто в отчаянии – медвежонок, милый пушистый комок бурой шерсти застрял. Как в капкан попал. Иду к ним. Ну, что я железный, что ли? И что, что убивали друг друга анадысь? А теперь дитя попало в беду! А мать с ума сходит. Я же не зверь! Солдат ребёнка не обидит! Штык, ожидаемо, испаряет кусок камня, неведомо как оказавшийся в переплетении корней. Наверняка маг земли тут ворожил, скалой такой кабана какого-нибудь раздавив. Медведица подхватывает пушистый комок размером с годовалого телёночка и огромными скачками уносится прочь, прыжками своими вызывая колебания всего плавучего острова.

Нет, это не прыжки чудища вызывали колебания. Целый пласт чащи вокруг меня, вместе с почвой, с половиной того расщеплённого камня, всем гербарием сломанных медвежьими играми растений, вместе со мной и миражом женщины в плаще – взлетает вверх. Потом появляется частокол каких-то призрачных зубов, что схлопывается над головой полупрозрачной пеленой чего-то мутного, как бутылочное стекло. Меня обжимает мешанина всего, что было чащей вокруг меня. Рот и носоглотка сразу же оказывается полна болотной жижей и грязи. Последнее, что я увидел – это женский силуэт в углу зрения, как и положено видению, никак не среагировал, никак не изменил своего положения, несмотря на то, что несколько сотен кубометров чащи были проглочены призрачной личинкой опарыша-переростка. Призрак просто стоял в ожидании, вложив рукава плаща друг в друга.

Глава 2

Естественно, что меня вышибло из меня же. Смотрю как бы со стороны, как мутно-бело-зелёная туша опарыша, как атомный подводный ракетоносец, погружается во тьму болотную.

– Тут был город, – слышу я тихий женский шёпот. Она! Стоит на округлом корпусе призрачного опарыша, размером с дизель-электрический ударный крейсер на подводных крыльях. Да-да! Меня опять, несёт. А кто не свихнётся, оказавшись в чреве опарыша такого размера под толщей болотных вод в мешанине компостной?

И я, к сожалению, опять не умер. Хотя опарыш, хоть и полупрозрачный и пышуший волшебными силами Скверны и Смерти, но выделяет вполне материальные реактивы, растворяя проглоченное. В том числе и моё тело. Даже тысячекратно клятый сапог растворяется. Всё же один, второй я таки потерял.

Блин! О чём я думаю! Дались мне эти сапоги! Тут мою плоть растворило до костей. А вот и кости тают, как кубик сахара в мутном кипящем кислотном бульоне!

Хорошо хоть никакой боли. Что-то устал я от боли.

– Самый большой и самый красивый город из всех, что я видела, – продолжает шептать женский голос.

А вот сам силуэт пропал. Зато я появился. Тот самый, призрачный, каким я себя видел в том странном месте, когда допрашивал дух сожжённого колдуна.

И как в подтверждение слов этого призрачного женского голоса вода будто исчезла. Я увидел дно этого болота. И грандиозные руины мегаполиса. Будто опять с ребятами Пальмиру освободили и бродим среди развалин былой цивилизации. Но я-то помню, что это дно Чаши Погибели Богов. Только с водой будто исчезли и многолетние иловые отложения. Это руины города богов?

– Да, нас так называли, – далёкий женский голос полон печали.

Надо же! Даже поговорить можно! К сожалению, по обломкам невозможно представить себе величие архитектуры этого города.

– Я не могу восстановить видимость города. Это слишком больно для меня. Я и так слишком хорошо помню, чем это было. Видеть это будет нестерпимо!

М-да! Понимаю. Я тут уже тоже стал экспертом в душевных терзаниях.

А что, собственно, случилось? Если не секрет.

Ответ пришёл не сразу. Очень не сразу. Я призраком бродил среди развалин, своей дымчатой, нематериальной рукой прикасаясь к камням. Которые всё же отзывались. Материал, как в той пирамиде, у НЗ.

– Я тогда только прошла обряд посвящения, – тихо-тихо, печально говорил голос, – Мне пророчили удел Вместилища Жизни, Воплощения Матери. Я была совсем маленькой девочкой. Сейчас уже не помню, сколько именно лет я встретила на тот момент. Я так старалась забыть всё это!

Я не знаю, зачем я здесь? Я не знаю, зачем мне всё это? Но я не испытываю никаких эмоций, ведь – наконец-то! Нет боли! И это хорошо. Зер гуд! Дастиш-фантастиш. Просто брожу в развалинах. Будто в сумеречном