Шрифт:
Закладка:
Первые морозы ужи побили траву и ещё оставшиеся на деревьях листья: жёлтые, красноватые, совсем бурые… Тоненький лёд схватывает лужи и спокойные заводи вдоль поросшего камышом берега реки.
В траншеях и окопах на опушке леса необстрелянные новобранцы. Среди напряжённой тишины закричала кукушка: «Ку-ку, ку-ку…» Кто-то из бойцов начинает тихо считать: «Раз, два…», но тут из леса раздаётся первая автоматная очередь, и пули — фить-фить-фить-фить — вспарывают свежую землю вдоль траншей.
— Батальон, к бою! — кричит взволнованно молоденький лейтенант; это будет его первый и последний бой: — Огонь!
Двое суток — не на жизнь, а на смерть! — сражается на позициях батальон, сдерживая вражескую пехоту на опушке леса. Бойцы помнят призыв — «За спиной Москва!» Не все знают, что последний рубеж обороны возвели даже на Поклонной горе, где в 1812 году Наполеон так и не дождался ключей от русской столицы. Но эти мальчики не дадут врагу зайти так далеко. Да вот кончаются у них патроны и гранаты… А вдали, на пригорке из-за леса, с рёвом и скрежетом появляется пара немецких «тигров». Они наводят орудия… Вспышки, грохот выстрелов и разрывов осколочных снарядов, и некоторые траншеи превращаются в груды дымящейся земли. Лейтенант, ему было двадцать два года, убит ещё на рассвете снайпером, и сейчас командует уже сержант: «Отступать!»
Выжившие добровольцы уходят по уцелевшим траншеям в осенний, красивый лес. Знакомыми тропками пробираются они в глухую чащу, где уже давно расположился один из трёх партизанских отрядов Осташёвского района.
Через месяц по глубокому снегу, скрипящему на морозе, Володя с группой товарищей возвращается к месту первых боёв. Они долго сидят в засаде у лесной дороги, и вот появляется бензовоз и пара грузовиков с солдатами.
— Без приказа не стрелять! Подпустим метров на пятьдесят, — шепчет командир.
— Ясно!
— Ясно! На пятьдесят метров, — отвечают бойцы, залёгшие цепью в глубоких сугробах.
— Огонь! — кричит командир.
Цистерна горючего вспыхивает гигантской спичкой. Мгновенно тает снег. Чёрный дым смешивается с паром и вздымается над пламенем выше столетних елей. В грохоте слышны крики солдат, но их тут же заглушает стрельба наших пулемётов и автоматов. Противник ещё не успел прийти в себя, а командир уже скомандовал: «Отходим!»
Это была одна из первых операций Толи Шумова. Потом их было ещё много. Но особо отличался он в разведке. Решительность и находчивость часто его выручали.
Однажды на разъезженной улице Осташёва застрял, забуксовал немецкий автомобиль. Водитель поддавал газу, и задние колёса всё больше увязали в просёлочной дороге.
Офицер решил вылезти из машины, но тут Толя, прихватив несколько поленьев из только что наколотой кучи дров, услужливо подбежал к немцам.
— Сидите в авто, господин офицер! Не пачкайте сапоги! — крикнул Толя и подсунул поленья под колёса.
— Гут! Хорошо! — обрадовался офицер и заговорил на хорошем русском. — Как зовут?
— Толя…
— Мой денщик не справляется, нужен помощник. Дам тебе еду, много еды, сигареты… Приходи работать в третью с края избу, где я на постое. Готов?
— Да, господин офицер. Приду…
Вечером Толя принёс наколотых дров, затопил печь, нагрел в вёдрах воды. Поставил посреди комнаты корыто и сказал:
— Ванна готова, господин офицер!
— Гут! Хорошо! — расплылся в улыбке бравый вояка и добавил, обращаясь к вытянувшемуся перед ним денщику: — Учись у мальчишки, бездельник!
Два дня Толя умело вёл офицерское хозяйство на зависть денщику. А на третьи сутки — ушёл в отряд. Когда фашисты его хватились, было поздно: разведчик унёс полевую сумку с важными картами и документами, пистолет и бинокль.
Такая дерзость напугала и разозлила оккупантов. Они с ещё большей жестокостью стали бороться с подпольщиками; расстреляли в деревне Каменки группу военнопленных, заподозренных в организации побега; спланировали новые карательные операции; за голову Анатолия Шумова назначили награду. Но местные жители увидели, что борьба с фашистами идёт и в тылу врага. У людей укреплялась вера в скорую победу над ненавистными оккупантами.
Всё это обсуждали секретарь районного подпольного комитета Алексей Иванович Бормотов, командир отряда Назаров и Толя Шумов. Штабную землянку освещала керосиновая лампа из гильзы артиллерийского снаряда. Тут же, на случай атаки карателей, на столбе висели автоматы, под ними на полу лежали гранаты. И аккуратная пачка каких-то бумаг, перевязанная бечёвкой.
— После твоего смелого поступка люди в округе воспрянули духом! — похвалил Толю подпольщик.
— И мы подумали, — добавил командир, кивнув в сторону пачки бумаг, — что необходимо распространять листовки из нашей лесной типографии. В них рассказывается о сегодняшнем положении на фронте: да, мы отступаем, но враг не возьмёт Москву.
— Так что, Толя, вот тебе новое опасное задание от нашего подпольного комитета — расклеить листовки в нескольких деревнях. Рискнёшь? Справишься?
— Так точно, товарищ Бормотов. Постараюсь расклеить на самых видных места: на заборах у колодцев, около комендатур…
— Тогда, сынок, собирайся! Надо начинать сегодня же!
Трудное задание было выполнено. Толя сумел обойти несколько деревень. Отдал часть листовок партизанским связным, часть расклеил сам у колодцев, как и задумал.
С бьющимися от радости и гордости сердцами жители деревень читали послание партизан и подпольщиков: «Мы здесь с вами, дорогие, родные братья и сёстры. Мы никуда никогда не уйдём. Мы с вами вместе будем бороться до победы над фашистскими оккупантами. Никакой пощады врагу!»
Оставшиеся листовки Толя спрятал в валенки и вышел через лес к дороге на Осташёво.
Заснеженные деревья и кусты были похожи на каких-то загадочных зверей. Кругом стояла сказочная тишина. Только поползни шуршали кое-где по коре; в кузнице дятел долбил шишку, выковыривая семена, да белки резвились на раскидистых ветвях, сбрасывая водопады снега.
Но вдалеке раздался рокот моторов. Толя залёг в сугроб и дождался колонну: совершенно новые штурмовые орудия, танки и грузовики с солдатами проползли в сторону моста через реку. Там колонна остановилась, и группа сапёров стала проверять — нет ли мин.
И вдруг — Толя решился на дерзкий поступок. Ему захотелось, чтобы фашисты привезли с собой к месту назначения его листовки! Он отряхнулся от снега, вышел на дорогу и направился по наезженной колее в сторону немцев.
Часовой у последней машины, приняв паренька за местного жителя, идущего из деревни в деревню, не остановил его. Толя, так же не