Шрифт:
Закладка:
– Ари, мы еще все обсудим, ладно? Я завтра приеду. И послезавтра, а сейчас мне нужно вернуться на работу. Срочные дела. – Арина нехотя кивает. – Я тебя очень люблю, малышка.
Боже, я сейчас развалюсь прямо на глазах у дочки! Только этого не хватало. Не помня себя, я отхожу к двери, выбегаю из дома и несусь прочь, совершенно забыв о караулящей возле ворот прессе. Стоит мне выйти за калитку, как на меня тут же обрушивается с десяток журналюг. Они что-то кричат, суют мне под нос телефоны с включенными диктофонами, отсекая проход к машине. Вообще мне не привыкать к работе с прессой. Публичность зачастую становится лучшей защитой для подопечных нашего фонда. Но сейчас я не могу… Не могу.
– Без комментариев! – рявкает тот самый охранник, который не хотел меня пропускать. После чего берет меня под локоть и, выставив вперед плечо, берется прокладывать путь к моему старенькому Солярису.
ГЛАВА 4
В штате нашего фонда, конечно, имеется и психолог. Хорошая бойкая женщина – Людмила Борисовна. Хоть ей уже хорошенько за шестьдесят, мы с ней здорово подружились. Поэтому первым делом наутро я иду к ней, на цыпочках минуя кабинет Кинчева.
– Бессонная ночь? – присвистывает Люся, окидывая меня взглядом гестаповца на допросе.
– Что, так заметно?
– Мне – да. Чай? Я тут с мелиссой заварила, тебе, судя по всему, не помешает.
– Давай, ага, – часто-часто киваю я. – От кофе уже тошнит.
– Так, может, от кофе тебе и не спится?
– Нет. Я его уже потом пила, когда, провертевшись до трех утра в тщетных попытках уснуть, плюнула на все и засела за работу, – отмахиваюсь. – Ты же слышала, что Воржев разбился? Я составляла иск о восстановлении в родительских правах. Хочу подать в суд в ближайшее время.
Люся кивает. Седая как лунь, если верить ей самой, лет с тридцати, она носит стильную короткую стрижку, массивные серебряные украшения и свободного кроя брючные костюмы. А еще она много курит. Курит столько, что свисающая с уголка ее алых губ сигарета уже воспринимается как еще один неизменный аксессуар.
– Сигаретку?
– Ну, блин, Люся! Я же бросаю!
– Иногда сам бог велел.
– Ладно. Давай.
Люся ставит передо мной чашку чая и пепельницу. Курить я начала от нервов, когда Воржев меня выставил на улицу. На некоторых этапах моей борьбы с ним количество выкуриваемых сигарет исчислялось десятками. Потом я много курила, уже проиграв. Но через пару лет саморазрушения сумела взять себя в руки и теперь могу задымить лишь иногда. Когда хорошо, но чаще, когда мне плохо.
– Ну, говори уже, не томи. Как съездила? Что сказал мальчишка? Какой у него настрой?
Осторожно пригубляю свой чай, опасаясь обжечься. Убедившись, что тот достаточно остыл, делаю большой глоток и с удовольствием затягиваюсь. Мне удалось справиться со вчерашней сиюминутной слабостью. Сейчас я собрана. И готова, если потребуется, ринуться в бой.
Выпустив носом дым, рассказываю Люське о шокирующем ультиматуме сопляка. Хмыкаю, недоверчиво покачав головой. Я бы рассмеялась, но в том, что происходит, на самом деле нет ничего смешного.
– Ну-у-у, примерно этого я и ожидала, – пожимает плечами Люся, когда мой голос стихает.
– Серьезно? – выпучиваю глаза.
– Ты же сама говоришь, что стала для мальчика навязчивой идеей.
– Да, но, Боже, Люсь, шесть лет прошло. Да и вообще… Судя по тому, как фривольно Кир себя вел, в эти годы он времени зря не терял. Если ты понимаешь, о чем я.
– Все же поясни.
– Ну, он вел себя как настоящий знаток женщин. Так, знаешь, самоуверенно и нахально.
– Тебя это задело?
– Да с чего вдруг? Просто мерзко было от того, что сопляк вообще посмел озвучить подобный расклад. За кого он меня принимает?
Люся задумчиво крутит в руках видавшую виды ручку.
– Значит, либо он и мир, либо война?
– Похоже, так. По крайней мере, мне показалось, что Кирилл не отступит.
– Не хочу тебя расстраивать, но ты же понимаешь, что твои шансы выиграть в честной борьбе невелики?
– Кто сказал? – тут же ощетиниваюсь я.
– Кто-кто… Михась, конечно. Мы вчера за кружкой кофе тебе кости мыли. Ты уж прости, – усмехается Люся, ничуть не раскаявшись, и вдруг резко меняет тему: – Я потом погуглила этого твоего Кирилла. Н-у-у, он ничего так.
Вскидываю брови:
– Это ты к чему?
– А хер его знает, Анька. Может, не стоит тебе с ним закусываться? Если все, что ты мне про этого парня рассказывала, правда, он пойдет до конца, даже не сомневайся.
– Постой! – машу руками. – Ты мне предлагаешь согласиться на его условия? Стать подстилкой этого малолетки?
– Почему сразу подстилкой? Как я поняла, он тебе предлагает что-то совершенно другое.
– Ну, да. Сытую спокойную жизнь с дочерью в обмен на мое расположение. Не ожидала, Люсь, услышать от тебя такое. Ты психолог. А предложение Кирилла – чистой воды абьюз. Предлагаешь мне жить с неоперившимся тираненком?
– Ни в коем случае. Я вообще сейчас говорю с тобой как подруга, а не как специалист. И заметь, ничего не навязываю. Тут только тебе решать. Потому что ты одна знаешь свои пределы.
– Тогда на что ты намекаешь, Люся?
– Да ни на что. Наверное, просто пытаюсь подсветить ситуацию с другой стороны. Мы же как? – щурится от попавшего в глаза дыма. – Все видим через призму общественного порицания и совершенно не учитываем того факта, что каждый человек и ситуация индивидуальны.
– Пытаешься до меня донести, что спать с двадцатидвухлетним пасынком – это нормально?
– Если он тебе не неприятен, если этот союз несет для тебя выгоду, почему нет?
– Потому что он полный псих! Ты бы видела, как он смотрит. Глаза пустые. Думает лишь о себе. Я хочу, а твои желания меня не волнуют! Каким будет моя жизнь с таким мужчиной?
– Ого. Он уже мужчина? – ловит меня Люся, а я краснею, вспомнив, что почувствовала, когда его пальцы трахали мой рот.
– Людмила Борисовна! – возмущаюсь я, в ответ Люся смеется. – У меня серьезная проблема вообще-то,
