Шрифт:
Закладка:
И мне кажется, Роберт тоже сейчас развернет машину. И я сижу, впав в детство, и боясь расстроить его.
Господи... это когда-нибудь закончится во мне?
Конечно же, он не развернет. Роб - это не папа. А я - не маленькая девочка. Но эти эмоции тревоги все равно звучат во мне эхом.
- Когда все закончится, вызови, пожалуйста, такси и поезжай домой. А утром вернёшься.
- Если у меня будут силы на это. Программа очень насыщенная.
Роб, не глядя на меня, поднимает мою руку и целует пальцы и ещё раз в обручальное колечко.
- Я тебя очень прошу. Иначе, я буду волноваться.
- Я постараюсь, - опять уклончиво отвечаю я.
Хочу остаться!
- Придется, постараться, - улыбается он, немного суховато. - Я заказал для тебя доставку на десять. Домой.
- А что там?
- Сюрприз...
- Спасибо.
Придется ехать, он же старался...
- Деньги на карту я тебе перевел. Наличка... На всякий случай, - достает из кармана несколько крупных купюр. - Пиши мне, пожалуйста, почаще.
А мне, наоборот, хочется немного переключиться и забыть обо всем на свете в новой обстановке.
- Конечно. Но... Я же буду на работе. Как и ты.
- Да-да, я понимаю. Давай так - пиши мне, как соскучишься.
Черт...
Это каждые два-три часа. Иначе, я получу неловкий вопрос, чем я так увлечена, что даже не вспоминаю о нем. Это я уже проходила.
Останавливается у огромных ворот пансионата. Большими буквами написано "Янтарь".
Наклоняюсь, чтобы поцеловать его в щеку. Он удерживает меня, целуя в губы.
- Очень люблю тебя. Не забывай об этом.
- Помада, Роб, - вежливо уворачиваюсь я.
И тут же опускаю зеркало, поправляя макияж.
Он выходит, чтобы открыть мне дверь.
- Хорошей тебе дороги! - забираю у него из рук сумку.
Он молча с ожиданием смотрит мне в глаза. Нужно поцеловать ещё раз. Или расстроится...
Мягко касаюсь губами уголка его губ. Он поправляет на мне высокое горло свитера, застегивая верхнюю кнопку кожаного белого плаща.
Вокруг нас много машин и людей. Но замечаю я это все, только после того, как он уезжает со стоянки. И словно кол вбитый в мой позвоночник растворяется.
Я становлюсь улыбчивая, лёгкая, парящая и довольная.
Вокруг высоченные сосны! Снег тает... птицы щебечут. Воздух как хрусталь и как колодезная вода. Не могу надышаться. И пьяная от кислорода, верчу головой разглядывая снежно-зелёные, но уже весенние пейзажи.
По широкой мощеной тропинке не торопясь и по весеннему стуча каблучками, иду на регистрацию к административному корпусу. Скользко...
- Юля! - слышу сзади голос Руслана.
Оборачиваюсь.
- Поскользнешься. Давай руку, - подаёт локоть Хасанов.
- Позвольте... - с другой стороны, решительно забирает сумку Чадов.
Хапнув ртом воздуха теряюсь между ними. Видел бы сейчас это Роберт!
- Доброе утро, Юлия Юрьевна, - прищуривается пытливо Чадов.
Киваю. Словно для меня ничего не значит его доброе утро. И не стучит в горле сердце и не кружится голова моя...
Смутившись, тут же отворачиваюсь к Хасанову.
- А кто ещё из нашей клиники здесь?
- Увидим! - пожимает тот плечами, отвечает на телефонный звонок.
- Ну что ж, - негромко басит мне Чадов. - Если нас демонстративно не замечают, значит, нами активно интересуются. Да?
Бросаю на него возмущенный взгляд, вспыхивая от того, как он попал прямо в яблочко.
Я не могу абстрагироваться от его персоны. Не-мо-гу!!
И вся зависаю в своих неоднозначных чувствах, на автомате двигаясь между мужчинами.
- Ступеньки, - подхватывают они меня под локти.
А мне кажется, что муж наблюдает за мной. Я даже оглядываюсь...
Роб никогда не устраивал мне сцен ревности. Но он делает это как-то иначе. Я не могу уловить как. Но моя тревожность резко подпрыгивает, если я ощущаю, что он будет ревновать в какой-то ситуации. И я интуитивно уклоняюсь от нее.
Возможно, Роб ничего и не делает. Все со мной уже сделал за него мой отец. А он вообще здесь не при чем.
Мне не хочется сейчас думать о Роберте. В конце концов, это просто галантность коллег и не более.
Мне открывают дверь, мне помогают с регистрацией... Да, я привыкла к тому, что все всегда делают за меня. Сначала отец, потом Роб. Наверное, меня это немного удручает. Но жить иначе я не воспитана. Мужчина рядом - это и стена, и фильтр, и опора и много ещё чего. Но я уже довольно давно поняла, что цена за это всегда весомая.
Иногда, когда есть время на работе, я сажусь и пытаюсь посчитать свои деньги и расходы. Понять, смогу ли я выжить вообще одна? Мне кажется, я социальный инвалид.
Я как восточная жена полностью защищена от реала. Коммуналка, паспортный стол, месячный бюджет - это для меня просто слова со смутным значением. Я никогда этого не касалась.
Даже когда я доучилась и защитила диплом, всю беготню с бумажками взял на себя Роберт. И я просто пришла работать на освободившуюся вакансию. Меня сразу взяли в ординатуру.
Мои немногочисленные приятельницы завидуют мне белой завистью. А я чувствую себя тотально виноватой. Мне дают все! Заботятся обо всем! А я только и мечтаю, что сбежать. Но птицы выращенные в клетке на воле не выживают. У меня нет веры в то, что я справлюсь. И всё же…
Старшие коллеги советуют попить таблеточки для снижения тревожности.
Но я плохой психиатр. Я против таблеточек для здоровых людей. Я видела что делают эти таблеточки с людьми на практике в психиатрической. Как легкие диагнозы превращаются в серьезные патологии.
- Второй этаж, двадцать седьмой номер, - отдает мне ключ сотрудник с ресепшена.
Отдает программку.
- На втором этаже не будет света до двенадцати дня. Чинят проводку. Администрация просит извинить за накладку.
Ничего страшного... Сейчас завтрак, сразу после - открытие конференции в актовом зале.
Моя сумка все ещё в руках у Чадова. Хасанов исчез...
- Можно? - стреляю взглядом на нее.
Он забирает у сотрудника свой ключ.
- Я Вас провожу.
- Зачем?
- Может там в темных коридорах кто красивым женщинам активно симпатизирует. А активно симпатизировать Вам, я разрешил только себе.
Уходит на лестницу, не дожидаясь меня.
Догоняю.
