— Запаролено, — констатировал он, — ничего не могу сделать.

— Секунду, — сказал я, подом взял со стола все три ноута, — ждите здесь. По бумагам что-то интересное было? — я кивнул на стол, где были раскиданы какие-то распечатки.

— Нет, к сожалению, — Лев покачал головой, — ничего интересного. В основном хозяйственные расчёты и сводки погоды.

Я поднялся наверх, в оружейную. Труп снайпера-самоубийцы в прошлый раз я не убрал — не было ни времени, ни желания — ребята ждали меня в вездеходе. За ночь тело окоченело, большой палец правой руки застрял в скобе винтовки. Пришлось приложить значительные усилия, чтобы его достать. Можно, конечно, было бы воспользоваться ножом и отсечь нужную часть тела — но я этого не сделал. Если честно — по суеверным соображениям. Как представил себе мертвеца, который ходит за мной с немым вопросом в тусклых глазах: «Где мой палец?» или, «Where is my finger?» — если точнее. Бр-р-р!

Но главное, что мой расчёт оправдался. Датчик сработал у второго ноута; он пискнул и разблокировался. Трогая периодически сенсорную панель, не давая ему заблокироваться вновь, я спустился вниз и подключил питание.

— Ну вот, — улыбнулся я, — дорога открыта.

Лев радостно погрузился в поиски информации, но уже через минуту разочарованно протянул:

— Файлы и папки отдельно запаролены. Сами не справимся — нужны спецы. Разве что…

— Что? — заинтересованно спросил я, склоняясь над экраном.

— Фотографии открыты, — с удивлением констатировал Лев, — они не под паролем!

В альбоме было много личных снимков. Типичный американский дом где-то в пригороде, пожилая улыбчивая чета. Должно быть, родители погибшего. Глядя, как они машут руками тому, кто фотографировал, я ощутил что-то вроде печали. Но не слишком сильно: всё-таки их сын убил Михалыча и собирался убить меня.

Лев, тронув тачпад, прокрутил содержимое папки вниз. А вот здесь уже начиналось интересное. Монтаж контейнерной базы. Оказывается, они использовали экранолёт. Совсем новая разработка. Поэтому ПВО и система подводных микрофонов их не засекли.

Потом были фотки из тундры. Мало что интересного, на мой взгляд, но пара снимков очень заинтересовали Льва.

— Похоже, среди них был контактёр, — пояснил он, — они подбирались к границам Зоны. Возможно, даже были передачи.

Я присвистнул и спросил:

— Вы-то, кстати, знаете, где эта граница? Хотя… знали бы — мы мы тут не оказались…

— Зона — она как огонь, — сказал Лев, — точных границ нет. Есть только карты вероятностей, где можно встретить проявления. Чем ближе к эпицентру — тем вероятность выше. Но и только. Тут ведь важно не просто найти границу, а доставить контактёра в такое место, откуда он мог бы вернуться…

— Стоп, — сказал я, — вы говорите, что мы уже внутри Зоны, так?

— Боюсь, что так, — вздохнул Лев, продолжая изучать фотографии.

— Получается, эта база тоже, да?

— Безусловно.

— И снайпер? Который в нас стрелял?

— Ну конечно!

— Значит, он знал о Зоне больше, чем мы… — я хотел закончить мысль; сказать, что, возможно, его самоубийство не было следствием нервного срыва, а точно рассчитанным действием. Но промолчал. Потому что очень хотел ошибиться.

— А это ещё что…

Лев указал на фотографию, где кто-то из диверсантов стоял в арктическом костюме посреди руин. Это точно были развалины какого-то человеческого жилья, чего-то вроде замка. Отчетливо виднелись силуэты фундаментов покоев, башен, стен и коридоров.

— Может, они по дороге где-то высаживались? Наверно, какое-нибудь древнее поселение викингов… — предположил Лев.

— Не думаю, — ответил я.

— Почему?

— Похоже, я знаю, где эти руины. Или, скорее, похожие, потому что… — я хотел сказать, что в замке, который я мельком видел вчера, были даже уцелевшие башни. Но в этот момент лев еще раз прокрутил содержимое папки. И я увидел их. Башни. На более ранних снимках башня была одна. Сложенная из блоков какого-то серого камня, она выглядела органично среди руин, но, вне всякого сомнения, её конструкция была цела. Ни одной щербины в ровной кладке, разве что сам камень покрыт налётом времени: следами выветривания и соли. Потом рядом с этой башней появилась вторая. И третья. На последних снимках других людей видно не было. Я сначала не мог понять почему — но потом решил, что тот, кто делал снимки, выезжал на место один.

— Очень странно… — сказал Лев, — можно было предположить, что они намеренно разрушают этот… замок. Но снимки идут в хронологическом порядке. Будто они двигаются обратно во времени…

— Не думаю, что это так, — сказал я.

— Вы сказали, что знаете, где это может быть? — спросил Лев, отрываясь от монитора.

— Да, — кивнул я, — видел вчера, когда уходил отсюда.

— Может, взглянем? — предложил учёный.

Я подумал секунду. Потом кивнул.

Башен в полуразрушенном замке было четыре. На одну больше, чем на снимке. Остановив снегоход, я прикрыл глаза, и попытался восстановить картину, которую видел вчера. Вроде бы башен было три — но точно теперь я сказать не мог; всё-таки время прошло, да и глядел тогда я мельком.

— Четвёртая башня, да? — констатировал Лев, слезая с заднего сиденья.

Я промолчал и заглушил двигатель.

Замок был древним. Его камни не пощадил местный климат; они были рябыми от выветривания, кое-где проступала соль.

— Интересно, какому народу могла прийти мысль строить замок в таком месте? — удивлялся Лев. Похоже, учёный, поглощённый этим осязаемым феноменом, забыл то, что говорил сам; забыл, где мы находимся.

Я заглянул в одну из ям, внутри контура фундамента еще одной башни. Странно, но наносные отложения там были выбраны до самого скального основания. И даже сама скала, похоже, продолблена вниз, образуя ступенчатое углубление.

— Не уверен, что хочу это знать… — ответил я, поглядев на солнце, которое уже клонилось к закату, — давайте пойдём отсюда. Надо придумать, что делать дальше.