Вторая подписная кампания 1967–1968 гг. была связана с делом А. Гинзбурга и Ю. Галанскова. Вот примеры писем, попавших в упомянутую выше многотомную публикацию документов самиздата, подготовленную архивом радиостанции «Свобода»: «Л. Богораз и П. Литвинов. Обращение к мировой общественности по поводу суда над Гинзбургом, Галансковым, Добровольским и Лашковой» (11 января 1968 г.); «Письмо 13 свидетелей по поводу суда над Гинзбургом, Галансковым и др.» (22 января 1968 г.); «Письмо 80 о суде над Гинзбургом, Галансковым, Добровольским и Лашковой» (27 января 1968 г.); «Обращение друзей А. Гинзбурга (31 человек) в Московский городской суд накануне процесса» (январь 1968 г.); «Письмо 170 в поддержку письма Богораз – Литвинова о процессе Гинзбурга – Галанскова» (5 февраля 1968 г.); «Письмо П. Г. Григоренко в Политбюро ЦК КПСС» (январь 1968 г.); «Открытое письмо А. Якобсона в Правление союза журналистов СССР о тенденциозной информации в советской печати в связи с делом Гинзбурга, Галанскова и др.» (январь 1968 г.); «Письмо 46 ученых Новосибирска о суде над Гинзбургом, Галансковым, Добровольским и Лашковой» (19 февраля 1968 г.); «Письмо 24 деятелей культуры против закрытых судебных процессов и отсутствия гласности» (февраль 1968 г.) и др.[47] В последнем из перечисленных писем свои подписи, в частности, поставили: Василий Аксенов, Павел Антокольский, Владимир Войнович, Фазиль Искандер, Вениамин Каверин, Наум Коржавин, Новелла Матвеева, Константин Паустовский, Михаил Рощин.

Имена Александра Гинзбурга и Юрия Галанскова связаны с истоками развития советского самиздата второй половины ХХ в., а также с историей правозащитной деятельности. Это, пожалуй, одни из самых известных диссидентских имен. Однако судьбы этих незаурядных людей оказались очень разными.

Александр Гинзбург учился на факультете журналистики МГУ и в Историко-архивном институте. В 1959–1960 гг. выпускал как редактор один из первых самиздатских литературных альманахов «Синтаксис» (всего вышло 3 номера). В журнале публиковались молодые московские и ленинградские поэты, в том числе Б. Ш. Окуджава, Б. А. Ахмадулина, И. А. Бродский. За эту деятельность начинающий самиздатчик был арестован, но осужден «за подделку документов» на 2 года лагерей. Такова была частая советская судебная практика борьбы с инакомыслием. После ареста А. Синявского и Ю. Даниэля Гинзбург принял участие в демонстрации 5 декабря 1965 г. на Пушкинской площади в Москве. В течение 1966 г. он собирал материалы, относящиеся к судебному процессу по делу писателей, и составил «Белую книгу» об этом деле. Экземпляры книги были отправлены Гинзбургом в КГБ, депутатам Верховного Совета СССР, в литературный журнал «Грани», издававшийся во Франкфурте-на-Майне (Германия). В 1967 г. сборник вышел в издательстве «Посев» (Франкфурт-на-Майне, Германия) на русском и немецком языках. 22 января 1967 г. А. Гинзбург участвовал в демонстрации в защиту арестованных В. Лашковой, Ю. Галанскова и А. Добровольского по делу литературного журнала «Феникс-66», а на следующий день был сам арестован, в результате чего стал обвиняемым «Процесса четырех». По ст. 70 УК РСФСР он был осужден на 5 лет лагерей. Адвокат Гинзбурга на этом процессе, Борис Золотухин, используя факт представления автором сборника «Белая книга» в высшие советские инстанции, отметил, что «составление сборника, предназначавшегося для высокого советского руководства, независимо от характера включенных в него документов, не может считаться антисоветской пропагандой или антисоветской деятельностью»[48].

В лагере Гинзбург участвовал в голодовках и составлении коллективных писем о положении заключенных. В 1969 г. ему удалось передать на волю заявление для западной прессы на магнитофонной ленте. Случилось это так: охранник, увидев, что заключенный чинит мотор от швейной машинки, попросил исправить старый катушечный магнитофон, в результате шестеро осужденных диссидентов наговорили текст на шести языках: «от пятисотметровой кассеты мы отмотали метров пятнадцать, на глаз не заметишь». «Остальное – дело техники – пленка была намотана на спичку, основательно запакована и передана на волю», а затем попала к американскому корреспонденту[49].

Вскоре после своего освобождения, в 1974 г., А. Гинзбург становится распорядителем «Русского фонда помощи политзаключенным и их семьям», созданного А. Солженицыным. В 1976 г. уже опытный правозащитник стал одним из основателей Московской Хельсинкской группы. В 1977 г. Гинзбург вновь арестован и осужден на 8 лет лагерей строгого режима за «антисоветскую пропаганду» (ст. 70 УК РСФСР). В 1978 г. объединение американских монахинь наградило А. Гинсбурга медалью за мужество в деле оказания помощи семьям политзаключенных. Такая награда впервые была присуждена не американскому гражданину. В 1979 г. Гинзбург был лишен гражданства и выслан в США в обмен на двух сотрудников КГБ, которым в Соединенных Штатах грозило осуждение на 50 лет за шпионаж. Вместе с Гинзбургом в обмене участвовали еще четверо советских политзаключенных: Эдуард Кузнецов и Марк Дымшиц (участники известного дела «самолетчиков», когда, отчаявшись получить официальное разрешение на выезд в Израиль, группа из 16 человек летом 1970 г. попыталась угнать самолет), Валентин Мороз (историк, поборник самобытности украинской культуры, осужденный за националистическую деятельность), Георгий Винс (писатель, поэт, секретарь Совета церквей евангельских христиан-баптистов). Сначала А. Гинзбург жил в Америке, а с 1980 г. и до своей кончины – в Париже, где сотрудничал с газетой «Русская мысль».

В мае 1979 г., выступая на заседании комиссии Конгресса США по наблюдению за выполнением Хельсинкских соглашений, А. Гинзбург сообщил, что, хотя и провел последние два года в изоляции, располагает сведениями о деятельности группы «Хельсинки» в лагерях. Так, в Мордовских лагерях эта группа подготовила три документа: об отмене смертной казни; о сочетании разрядки в политической и военных областях; о религиозных преследованиях в лагерях.

В одном из своих первых эмигрантских интервью А. Гинзбург так отвечал американским журналистам:

– Каким Вы видите будущее России?

– Я пессимист и думаю, что политическая система в течение моей жизни не изменится. <…> Но за последние 20 лет я вижу фантастический рост общественного сознания.

– Какова роль диссидентов?

– Диссиденты у нас играют ту роль, какую здесь, на Западе, играет нормальная, свободная пресса.

– Какие виды диссидентской деятельности наиболее эффективны?

– Любые, но единственное, чего я не приемлю – это насилие.

– Что было главным в вашей деятельности?

– Работа в Солженицынском русском общественном фонде.

– Будете продолжать борьбу отсюда за права человека в СССР?

– Это как-то естественно, но я не уверен, что буду это делать профессионально <…> никто из нас в Советском Союзе не был профессиональным борцом. И мне бы хотелось продолжать эту российскую традицию, <…> т. е. жить не за счет этого. Не знаю, как мне это удастся[50].

Совершенно иной и очень трагичной была судьба Юрия Галанскова. Документы о нем в архиве самиздата радио «Свобода» появились уже после его трагической гибели в Мордовском лагере.

Юрий Галансков учился на историческом факультете Московского государственного университета, а после отчисления – на вечернем