Шрифт:
Закладка:
Изучая глаза Тройки с нависшими веками, Ева сказала:
– Это просто красивое название для парижской мафии.
Мои губы распахнулись:
– Он управляет мафией? Как он может быть безопаснее насильника?
– Потому что единственное, чем он не занимается, – это изнасилования.
– Он абсолютно точно убивал людей, Ева! Или заказывал убийства.
Я почувствовала чужие взгляды на своем затылке.
Ева пристально посмотрела на двух истинных, которые сидели неподалеку.
– Они не были невинны.
Усилием воли заставляя себя успокоиться, я пробормотала:
– Откуда ты вообще столько знаешь об этом парне?
– Во время одной из миссий я встретила кое-кого, кто выбрал его. Так что я нашла эту анкету. Он Тройка, потому что руководит «Судом Демонов». Все, что тебе нужно сделать, – это заставить его отменить одну операцию. К примеру, пересмотреть решение о вымогательстве у высокопоставленного бизнесмена, или подтолкнуть помочь одному человеку. И ты получишь сотню перьев. Насколько сложно это может быть?
– Все, что мне нужно сделать? – фыркнула я, из-за чего мои ноздри раздулись. – Ева, он числится в системе семнадцать лет, – я ткнула пальцем в число неоперенных под счетом грехов Джареда, моя рука прошла сквозь трехмерную проекцию. – Сто тридцать один человек пытался изменить его. Сто тридцать один, Ева. И счет ни разу не изменился, это означает, что никто не преуспел. Никогда не видела подобной анкеты. С этим мужчиной, очевидно, что-то не так.
Ева осталась невозмутимой после моей вспышки.
– Если кто и способен на это, то ты, Лей. Неоперенная, которая никогда не сдается.
Да, у меня никогда не было промахов с грешниками, но я и не бралась за Тройку, которую не смог исправить сто тридцать один человек.
Я снова посмотрела на голографический портрет Джареда Адлера, его темные глаза обрамляли такие густые и закрученные ресницы, что они казались накладными. Могу ли я действительно изменить этого мужчину?
Нежная ладонь Евы снова оказалась на моей.
– Попробуй хотя бы. Если бы мне пришлось проиграть Ашера кому-то, я бы предпочла, чтобы это была ты, – подруга указала острым подбородком в сторону, – а не кто-то из них.
Я прикусила губу.
– Кроме того, что ты теряешь, Лей? Если не сможешь исправить этого грешника, то просто вернешься назад и выберешь кого-нибудь другого. Ничего страшного.
Ничего страшного, но время потрачено впустую. Плюс он жил во Франции. Мне придется переехать в парижскую гильдию на время миссии.
– Если у моего отца получилось, то и ты сможешь, – сказала Ева.
Я искоса посмотрела на подругу.
– И нигде нет еды лучше, чем во Франции.
– Я еду туда по работе, а не чтобы дегустировать французскую кухню.
– Тебе же нужно что-то есть, чтобы не выбиться из сил во время миссии. Кстати, ты ведь не была еще в Париже? Он великолепен весной.
Я нахмурилась.
– Когда ты там была?
Взгляд Евы вернулся к Джареду.
– Два года назад. Примерно в то время, когда ты помогала наркоманке завязать.
– У этой наркоманки есть имя – Эбигейл.
У нее было двое детей, но она так глубоко утонула в своей зависимости, что потеряла детей, квартиру и работу. Женщина была едва в сознании в ту ночь, когда я нашла ее свернувшейся на тротуаре в «Алфабет-Сити»[6].
Понадобились месяцы, чтобы Эбигейл стала «чистой», и хоть у нее не получилось вернуть детей, она нашла стабильную работу и обрела почву под ногами.
Ева отмахнулась:
– У них у всех есть имя.
Она помнит имена хоть кого-то, кому помогла?
– Если не хочешь выбирать этого парня, давай поищем другие анкеты.
До того как здравый смысл успел одержать верх, я выдернула ладонь из руки подруги и прижала к экрану. Я выделю на Джареда три дня, и если ничего не выйдет, то откажусь от миссии и потеряю два пера.
Машина ожила, отсканировала отпечаток моей ладони, прежде чем издать пронзительный сигнал и отпечатать мое имя поверх имени Джареда, тем самым связывая наши судьбы.
Мысль о том, что я выбрала Тройку, застигла меня словно проливной дождь, впиталась в мое сознание, заставляя крупно дрожать.
Ева спрыгнула со стула.
– Здесь не обойтись без Ангельских Пузырьков.
Это было просто красивым названием для газировки из цветков апельсина. Алкоголь под запретом как внутри гильдии, так и за ее пределами. Употребление веществ, меняющих работу сознания или тела, в основном осуждалось и стоило перьев.
Я выключила свой голоранкер и соскользнула со стула. Ноги, казалось, лишились крови и костей. Я споткнулась, и от падения меня спасло только кресло, что освободила Ева. Прежде чем я успела убрать руку от этого кресла, Зал Оценки исчез, и я очутилась перед маленькой девочкой с мокрым от слез лицом.
– Я в-в-все отд-д-дам, – заикалась она.
– Ты уже достала слайм из упаковки, Эми. Ты не можешь его вернуть.
Я услышала голос Евы, но он звучал иначе, более молодо и немного гнусаво.
Я вижу воспоминания подруги об одной из миссий…
– Н-н-но у нее было та-а-ак много п-подарков.
– И они все принадлежали ей. Не тебе. Так что напиши письмо, и мы отдадим его ей вместе.
– Она расскажет всем в шк-коле.
– Тебе стоило подумать об этом раньше. – Когда маленькая девочка потерла свои глаза, Ева раздраженно вздохнула. – Ну же. Я не могу ждать весь день.
Картинка сменилась, передо мной возник шумный коридор начальной школы. Я наблюдала за тем, как Эми несла письмо другой девочке ее возраста. Лист помялся в руках. Передав письмо, Эми сжала кулаки и убежала. Я бросилась следом. Или, вернее, Ева бросилась. Мы нашли девочку запертой в туалетной кабинке.
– Больше не воруй, хорошо? Или мне придется вернуться. Ты же этого не хочешь, верно?
– Н-нет. Я больше никогда не буду воровать.
– Хорошая девочка.
Серые с потрескавшейся краской стены туалета исчезли.
– Ева! – ахнула я, как только подняла руку с ее рассыпающегося пера.
– Что?
Я указала головой на сверкающую пыль.
– Ты потеряла перо.
Ева смотрела на клубящуюся пыль, пока та не исчезла.
– Так и есть.
– Как? Почему?
Подруга взглянула на меня.
– Я впервые хочу что-то, что может никогда не стать моим.
Вина сковала мое сердце. Я не хотела потерять подругу из-за мужчины: неважно, серафима или нет.
– Никогда не думала, что зависть – это грех, – вырвалось у меня.
– Это потому что ты никогда на самом деле не завидовала.
Мне всегда не нравился оранжевый оттенок моих волос, и я завидовала изящной фигуре Евы. Разве наши
