Шрифт:
Закладка:
Он был абсолютно лыс, чудовищно высок и худ. Сложив руки на груди, он ждал приближения Ове, выражение его лица изменилось лишь при виде окровавленной рогатины.
— Кто ты и по какому праву пришел в мое селение? — голос Ове прокатился по всей деревне.
— Торкель Мачта. По праву сильного. Ты убил моих подопечных?
— Ты убил всех жителей!
— Значит, ты не смог их защитить. Ты слаб и заслужил смерть.
Несмотря на опасность, я не мог не восхититься словами Торкеля. Он словно писал песнь о себе. Ове проигрывал словесный поединок.
— Я смотрю, ты достиг четвертой руны. Мне твоя смерть не принесет пользы. Где Роальд? — рявкнул Торкель. Мальчишки тут же разбежались по нескольким уцелевшим хижинам, а у меня возникло подозрение, что я знал, где Роальд.
— Торкель! — один запыхавшийся щенок подбежал к вожаку, но остановился вне его досягаемости. — Роальд… он…
— Говори! — Мачта вытянул длиннющую руку и подтащил пацана к себе. — Что с ним?
— Он мертв. Его секира застряла в балке, а сам он… — мальчишка заколебался, Торкель тряханул его так, что зубы клацнули. — Его пырнули свиноколом.
Неудачник полетел в сторону и пропахал боком каменистый берег, но на него никто не посмотрел. Весь вражеский молодняк отступил на несколько шагов назад и потупил глаза, боясь глянуть на исказившееся лицо Торкеля.
— Роальда закололи как паршивую свинью? — голос Мачты изменился до неузнаваемости.
Ове не стал ждать продолжения, а подбросил рогатину в воздух, перехватил для метания и с силой швырнул в Торкеля, сразу же рванув следом.
Я впервые видел настоящий, не учебный, бой рунных воинов. Торкель даже не дернулся к мечу и не стал уворачиваться. Он просто поймал копье одной рукой, развернул его, вбил в щит дяди до ограничителя и уклонился от мощного удара топором. Ове тут же отбросил бесполезный щит. Сменил хват на секире и бросился в прямой бой. Удар! Еще удар! Он рассекал воздух с бешеной скоростью и силой. Торкель, несмотря на огромный рост, легко уворачивался от ударов, не пытаясь достать меч или разорвать дистанцию. Он словно танцевал, точно зная, куда пойдет топор в следующее мгновение, и подстраивался под его движения. И вдруг он оступился. Ове восторженно взревел и, замахнувшись, нанес удар такой мощи, словно хотел расколоть горы и рассечь море, но лезвие почему-то прошло мимо. Торкель отступил на шаг, а когда топор вонзился в землю, наступил на обух, мгновенно выхватил меч и одним движением отрубил дяде голову и обе кисти рук, которыми тот пытался прикрыться.
— Деревню сжечь! Всех убить! И уходим.
Я проглотил кислую слюну и помчался наверх, в горы.
Хунор — весенний бог-охотник. Первый из вышедших из моря богов, кто отнял чужую жизнь, убил медведя ради мяса и шкуры.
Атрибуты — медвежья шкура и охотничье копьё.
Изредка благословляет охотников после первой успешной охоты.
Взлетев на каменистое плоскогорье, я заметил все ту же девчонку с тощими козами. Она смотрела на дым, поднимающийся из низины, и глупо хлопала глазами. Сейчас голосов умирающих слышно не было, всех уже поубивали, но она не могла не слышать криков, стонов и радостных воплей врагов.
Я подскочил к ней и швырнул на землю, зажав рот.
— Молчи и лежи, дура! Иначе сюда придут и убьют нас.
Я спрятал ее в ложбинке за камнем, затем отогнал коз подальше, а сам подполз к краю и принялся наблюдать. Щенки в очередной раз обыскали деревню, смогли найти лишь старые сети да сожженные ими же дома. Все лодки они порубили и покидали в огонь, а затем как-то быстро поднялись на борт своей скорлупки и отчалили.
Мне не было жалко этой деревни, ничего хорошего я тут не видел, но дядя Ове в последний момент все же сделал попытку защитить меня. И мне изрядно грело душу то, что я, именно я, убил того мальчишку, забил его как тупую свинью, и теперь Торкелю Мачте придется нелегко. Роальд ни капли не был похож на Торкеля, а значит, кто-то богатый поручил Мачте приглядывать за своим сынишкой. Неудачливому няньке хорошенько влетит. А может, его даже прирежут. Какой-нибудь богатенький мальчик, который боевого топора и в глаза не видел, прирежет и огребет благодати на две руны. А потом поплывет в нищую деревушку, чтобы стать еще сильнее, и там его заколет такой же воин, как я.
Корабль плыл неторопливо, никак не хотел скрываться из вида.
А ведь я и впрямь теперь воин! Я получил свою первую руну из рук Фомрира, только вот так и не понял, какое же условие он мне поставил. Может, я должен убивать только оружных? Или только в бою? Или только если я чудом выжил? Или могу убивать лишь своих сверстников? Впрочем, сейчас это было неважно. Потом убью кого-нибудь еще и узнаю.
Главное — это моя новая сила. Я чувствовал, что стал сильнее, чем Ненне, и ловчее, чем Ленне. Когда я сражался со вторым противником, я никак не должен был вырвать у него копье. У него тоже была первая руна, мы должны быть наравне. Отец говорил, что до пятой руны отличий между равными воинами почти нет, только умение владеть оружием и только удача могут склонить Фомрира на твою сторону. Но я был явно сильнее. Не зря отец гонял меня по двору, не зря обучал.
Я уже предвкушал, как вернусь в Сторбаш и наваляю Ленне-Ненне. Даг, поди, снова подожмет хвост и подползет, выпрашивая дружбу, как подачку, вот только он ничего не получит, кроме изрядного пинка.
— Теперь можно вставать? — пропищала девчонка. Тролль меня задери, я уже и забыл про нее.
— Да, стой здесь. Я схожу вниз, проверю, не осталось ли кого.
Спустившись, я не нашел живых. Только догорающие лачуги со всем нехитрым скарбом, несколько верещащих свиней, мечущихся по деревне, да исполосованные трупы, видать, парни не умели убивать так же чисто, как их нянька. Даже на старуху им потребовалось не меньше трех ударов. Трусы.
На берегу я нашел Ове, лежащим в той же позе, как он и упал. Голова и кисти рук лежали поодаль. Он не смог оставить мне никакого наследства: рогатина была для меня бесполезна, щит расколот, а мой топорик удобнее лежал в руке, чем дядина железяка. Но умер он, как настоящий воин, а потому я оттащил его к ближайшему пожарищу и втолкнул в огонь. Голову и руки положил туда же и накидал вокруг побольше досок. Пусть это не настоящее погребение, но лучше уж лежать в огне, чем на открытой земле. Остальных я тоже положил в огонь, пусть и затухающий. Я не мог позаботиться обо всех.
Потом взял кусок сети, положил туда котелок, воняющие сажей и частично обгоревшие одеяла, несколько сморщенных овощей, всю соль, что нашел, засунул за пояс парочку старых ножей и глянул на море. Если бы эти уроды оставили хоть одну лодку, за пару дней я бы смог догрести до людных мест и попросить довезти до Сторбаша. Но пешком по этим горам, да еще с мелкой девчонкой, мы будем ползти целую вечность. Напоследок я закинул в сеть немного полузасушенной рыбы. Как бы она мне не надоела, жрать что-то нужно.
