Шрифт:
Закладка:
Пожертвование имуществом, жизнью и семейством, когда того требовала власть, разумеется, считались ни во что. Стремясь поработить себе людей всем существом – мыслью и совестью, – мюридизм должен был подчинить их всечасному надзору. Во всех горах над несколькими домами были поставлены мюриды, перед которыми открывались даже тайны азиатского терема; они отвечали за каждое действие, за весь домашний быт подчиненных им людей. Неукоснительное соблюдение самых мелочных обрядов веры составляло, естественно, первый закон нового учения; но оно этим не довольствовалось. Играя волею и привычками людей, мюридизм всякий день запрещал что-нибудь: сегодня курение табаку, общее всем мусульманам; завтра употребление чесноку, без которого горец жить не может, и так далее. Телесное наказание было насильно введено у людей, которые бывало считали стыдом, если кого-нибудь можно было попрекнуть тем, что его высекли ребенком. Подчинив себе человеческую жизнь во всей ее целости, обратив, или стремясь, по крайней мере, обратить своих последователей в слепые орудия того, что он называл волею Божией, мюридизм, кроме того, окружил себя еще присяжными поборниками – муртазигатами и мюридами, людьми, оторванными от общества, предавшимися ему с закрытыми глазами, принесшими клятву биться до последнего издыхания и резать всякого, на кого им укажут, кто б он ни был, друг ли, отец ли. Эти люди стали посвященными братьями духовного ордена, пастухами человеческого стада, покоренного мюридизмом; им одним принадлежали власть и почет. Наконец, во главе этого чудовищного общества стоял имам[8], посредник между Богом и верующими. Мюриды понимали титул имама в его первоначальном значении, в смысле наследника пророка, вдохновенного свыше, проникающего все семь смыслов Корана, поставленного над землей для исполнения слова Божия: поэтому всякое распоряжение власти являлось у них облеченным в характер непогрешимости и всякий нарушитель был врагом Божиим. Конечным последствием мюридизма было уничтожение в человеке идеи о личной ответственности. Перед каждым поставлен внешний закон, в буквальном исполнении которого он должен искать спасения; к каждому приставлен учитель, отвечающий за то, чтобы человек исполнял закон и спасался, волею или неволею. Мюридизм раздел жизнь донага и взамен всего, чего он лишил человека, наполнил его душу сумасбродствами мусульманского мистицизма. Этим средством он образовал невиданное до сих пор политическое общество в несколько сот тысяч людей, передавших в руки власти и волю, и совесть. Если не буквально, то, по крайней мере, в главных чертах, мюридизм осуществил этот идеал и сейчас же обратил созданное им братство в военную машину против нас.
Население гор переродилось. Повелевая всем и всеми беспрекословно, мюридизм заменил скудость своих средств энергией и в диких горах, целые тысячелетия отвергавших всякое гражданское устройство, создал общественную казну, провиантские магазины, пороховые заводы, артиллерию, крепости. Вместо отдельных обществ без связи и порядка нас встретила в горах сплошная масса, отражавшая каждый удар общим усилием. Когда наши войска вступали в земли какого-нибудь общества, жители волею и неволею покидали на жертву свои дома и хлеб своих семейств и скрывались в трущобах, куда каждый шаг с нашей стороны стоил огромных потерь. Потом женщин и детей, лишившихся денного пропитания, размещали по соседним деревням и прокармливали как-нибудь до будущей жатвы; а мужчины, как стая голодных волков, бросались в наши пределы и жили разбоем. Умершие с голоду, как и падшие на войне, считались мучениками, достигшими наконец цели своей жизни. Мирные и немирные общества были почти в одинаковой степени заражены учением исправительного тариката. Разница между ними состояла только в относительной неприступности заселенных ими мест; одним этим они мерили свои отношения к русским. Но первое появление мюридов почти всегда служило сигналом к восстанию покорных племен. Мирная деревня, только что пройденная русскою колонною, через час иногда обращалась в неприятельскую позицию. Где бы ни стоял русский отряд, тыл его не был никогда обеспечен. Неожиданно устремляясь то в одну, то в другую сторону, мюриды беспрестанно разжигали в крае пожар и заставляли наши колонны бросать начатое дело и бежать назад, для защиты таких мест, за которые никогда прежде не опасались. Увлекаемые фанатизмом, горцы не думали о завтрашнем дне и без вздоха покидали отцовский дом и маленьких детей, чтобы пойти резаться с русскими. И теперь еще, проезжая по Дагестану, видишь всюду каменные остовы деревень самой прочной, вековой постройки, совершенно пустые; жители их были у Шамиля; они бросили и родовое жилище, и привольные места, чтобы забиться на голые утесы, жить чем бог послал, но встречать гяура не иначе как с оружием в руках. Этот разгар неистового фанатизма начал потом остывать, но в продолжение пятнадцати лет кавказская земля буквально горела под русскими ногами. Мюридизм, как дикий зверь, грыз свою клетку, стараясь вырваться на волю. Если б русская сила не обхватила его железным поясом, можно быть уверенным, что он разлился бы По мусульманской Азии неудержимым потоком и теперь стремился бы к осуществлению второго халифата. Уж один титул имама,