Шрифт:
Закладка:
Чудовище освободилось полностью. Но сеть с уродливого горба не сбросило, и та колыхалась на нем дырявой накидкой, шалью.
Осторожно, чтобы не разбить, чудище приподняло зеркало в раме, поднесло его к стене и повернуло стеклом к камню.
«Пускай постоит. В темнотище его раскопачивать – и радости-то никакой! Не увидишь, как мерзкое отражение рассыпается на мириады кусочков и исчезает. А это надо видеть! Иначе и смысла нету. А вот рассветет, и тогда…»
Чудище почувствовало мягкое ворсистое прикосновение, замерло. Кто-то подошел совсем близко и на ощупь пытался тянуть на себя сеть. Краешком глаза, перекатившегося под кожей почти к самому горбу, чудище увидело одного из своих давешних мучителей, того, которого называли Волосатый Грюня и которому за день от вожака и прочих досталось немало оплеух. Грюня нащупывал крюки, отбрасывал их. Он почти ничего не видел, мало того что он был соней, он был и слепышом.
– Чего тебе? – не утерпело чудище.
Грюня с перепугу заорал благим матом, упал лицом в землю. Его трясло такой дрожью, что становилось страшно за него – еще выскочит из своей волосатой шкуры!
– Не бойся, – произнесло чудовище помягче, – чего ты боишься?
Волосатый Грюня лежал ни жив ни мертв. Во всяком случае, дар речи он потерял надолго.
– Ну ладно, не хочешь – не отвечай.
Чудище засопело. Стало устраиваться на ночлег – прямо тут же, в развалинах, на том месте, где его мальчишки опутали сетью.
Но Грюня через некоторое время пришел в себя, осмелел.
– Я только хотел крючья повыдергивать, – сказал он, приподнимая заросшее шерстью лицо. – Не все, штук восемь. Чтоб ты сам потом выпутался… А я б убежал.
Чудовище засопело сильнее.
– Ну спасибо. А чего это так вдруг? Чего подобрел-то? – спросило оно.
Грюня не нашелся. Но он уже не дрожал. В темнотище чудище было совсем и не страшным. С ним можно было запросто побеседовать. Оно совсем не собиралось, похоже, проглатывать его, разжевывать, топтать, рвать когтями или еще как-либо уродовать.
– Хитрец Пак сказал, что завтра приведет сюда туристов, – промямлил нерешительно Грюня. – Или послезавтра, когда они придут… Мне страшно. Я не знаю, зачем он их хочет позвать, но мне страшно.
– Да ладно уж, не бойся, – проговорило чудовище. – Ты их видал когда?
– Угу. Только раз.
– Ну и что?
– Ничего.
– Вот и на этот раз ничего не будет. Не надо бояться. Они сюда глазеть приезжают. Чего их бояться?
– Ну, тогда я пошел? – просительно произнес Грюня.
– Иди, – согласилось чудовище.
Волосатый Грюня, оглядываясь ежесекундно и втягивая голову в плечи, натыкаясь на мшистые каменные обломки стен, поплелся в сторону поселка.
– И не бойся ничего! – крикнуло ему вслед чудовище.
Оно еще долго не могло после этого уснуть. Думало.
«Хороший мальчуган. Добрый. Сколько-то он протянет тут? Его можно было бы научить читать. Рассказать обо всем. А потом он бы научил кого-нибудь из мальчуганов, следующего. Ведь память должна храниться. Ведь должна? Или… Не знаю. Обрекать на мучения еще одного? А чего ради? Каких таких целей ради? Вот свою цель я понимаю, пускай не все с ней согласятся, но она понятная. А вот память – зачем? Нет, лучше, наверное, не стоит. Добра в мире от нее что-то не прибавляется.