– Убеждаюсь, что ты та, за кого себя выдаешь. – Брага осторожно проталкивает один палец в отчаянно сопротивляющуюся обжигающе-горячую тесноту. На висках выступает пот. Изнутри поднимается волна какого-то странного примитивного свойства… – Твою мать, – шепчет Брагин, впиваясь в дрожащие от слез губы. Хочется пожалеть ее, извиниться, сделать хорошо, чтобы стереть плохое. Но все его планы нарушает настойчивый звонок в дверь.

Глава 4

Арсений шагает к двери, пошатываясь, будто сам здорово перепил. Неопытность Богомолихи неожиданно крепко ударят в голову. Палец влажный едва-едва, конечно, та не успела воспылать к Браге страстью, но и этого вполне достаточно, чтобы у него перед глазами поплыли искрящиеся круги. Какая она мягкая, нежная, тесная. И только его. Его не по факту того, что у нее никого не было… там (в конце концов, существует масса других более изощренных способов быть с мужчиной), а ввиду своей действительно абсолютнейшей неискушенности.

– Я не корчу! Я… стесняюсь. – Вот как прямодушно она объяснила происходящее. И если слезы в голосе еще как-то можно было сыграть, то как заставить себя покраснеть, покрывшись стыдливыми пятнами аж до пяток? Как разогнать собственный пульс, вынуждающий в истерике биться голубую венку на хрупкой шее, как сымитировать перебои с дыханием? Да никак. Это чистая физиология. Просто стоит признать, что ему и впрямь достался редкий эксклюзив. Ну и решить, что с ним делать дальше.

Вот кого там принесло?! Какого черта?

– Отец? – изумление Арса выдают лишь чуть приподнятые кверху брови. – Не думал тебя сегодня увидеть.

– Я собирался прилететь раньше, но чертовы ублюдки опять задержали вылет проверками. Не разбудил?

– Нет. Проходи. В аэропортах сейчас беспредел по всему миру.

Не выгонять же старого черта.

– У меня полчаса. Слышал, на последнем собрании у тебя были терки с Баевским. Почему я узнаю об этом от посторонних людей? Плесни мне выпить…

Арс стискивает челюсти. Ну да… Не стоило даже надеяться, что отец вспомнит о дне рождения. За сорок один год его жизни под звездами ничего не поменялось. Да, в двадцать семь его все же призвали «ко двору», ввели в семейное дело и постепенно даже позволили, чтобы он стал тем, кем должен был стать по праву. Но в их отношениях с отцом потепления не случилось. Арсений прекрасно понимал, что о нем вспомнили только потому, что законные дети старика оказались редкими балбесами, способными лишь прожигать семейное состояние.

– Разве врачи не запретили тебе пить?

– А ты что, устроился в поликлинику на полставки?! Лей, говорю. И ты не ответил по поводу собрания.

– Я предупреждал, что не стану перед тобой отчитываться о каждом своем шаге.

– Я – главный акционер!

– А я управляю активами. Довольно неплохо, надо заметить. При прогнозируемом спаде в двадцать процентов в этом году нам удалось ограничиться тремя. Все проекты, которые мы профинансировали, на текущий момент запущены и приносят прибыль…

– Это нормально. Или ты ставишь себе в заслугу то, что до сих пор меня не обанкротил?!

Ну почему? Почему, мать его, каждый раз, после разговора со стариком, у Браги складывается ощущение, что он – ни на что негодный второсортный выскочка? Почему ему, блядь, и в сорок приходится доказывать, что он – достойный сын своего отца?! Ну, ведь никому даже в голову не приходит в том сомневаться. И только отец с маниакальным упорством побуждают его это делать снова и снова…

– Если у тебя имеются ко мне какие-то вопросы или претензии… – игнорируя отцовскую просьбу налить ему выпить, Брага берет стакан и плещет в стакан себе. – Можешь их озвучить на совещании, посвященном итогам года. Я отчитаюсь по каждому пункту, так, как это предусмотрено в моем контракте.

– Да что ты, мать его, о себе возомнил?! Думаешь, если какие-то твои проектики на стороне начали приносить прибыль, то можно качать права?! Кто ты без моего имени и моих связей…

– Хочешь проверить? Мой контракт аккурат подходит к концу в новый год.

– Ты мне угрожаешь?!

– Не понимаю, как это возможно. Чтобы я угрожал тебе. – Арсений щедро сдабривает голос сарказмом. – Уверен, ты запросто найдешь мне замену. Например, того, кто сливает тебе закрытую, в общем-то, информацию.

– В моей компании для меня нет закрытой информации!

– Тем более. Значит, ты сможешь оперативно ввести в курс дела новое руководство, избавив меня от этой необходимости и сэкономив нам обоим кучу времени.

– Говори, говори, да не заговаривайся, – цедит Валерий Георгиевич. У Арса горчит во рту. Наверное, даже если он вывернется наизнанку, не видать ему не то что похвалы, банального «спасибо, сын». Или гребаного «ты молодец». Ну и хер с ним. Он ведь и впрямь давно уже не нуждается ни в чьем одобрении. Если так разобраться, Брага вообще не понимает, на кой черт ему геморрой с отцовскими предприятиями. Уж точно не для того, чтобы осуществить свои глупые детские мечты и понравиться маме с папой. Потому как он рано перестал мечтать, лет, наверное, в семь. С тех пор Арсений смотрит на вещи трезво. Кто-то скажет – цинично.

– Тебе ведь даже в голову не приходит, что я не блефую, да?

– Естественно. Я знаю, что ты никуда не денешься.

– Вот интересно, с чего вдруг такая уверенность, – хмыкает Брага, разглядывая отца.

– Ты мой сын.

Арс окунает взгляд в бокал. Старый хрен уверен, что знает все его болевые точки. И может, где-то он даже прав. Чего отец до сих пор не усвоит, так этого того, что Арсений в гораздо большей степени его сын, чем он думает.

– Ты убедишься, насколько ошибаешься, если еще раз приставишь меня вот так, лицом к стенке, – хмыкает Арс.

– Ты не мой сын? – сощуривается Валерий Георгиевич.

– Твой. Ты же это не один раз проверил, правда? Но только этим я никогда не ограничусь.

Два одинаковых взгляда скрещиваются над журнальным столиком. Иногда Арсению кажется, будто отца бесит сам факт того, что ему все удается. Может, он воспринимает это как упрек, кто знает? Или как лишнее напоминание о том, что изначально он не то поставил. В любом случае гораздо ближе к правде другое. То, что Арсу в принципе не приходит на ум, а ведь это так просто. Брагин-старший не может простить себе, что