Шрифт:
Закладка:
Но Саше исполнилось 8 лет – следовало приниматься за учебу. У него появился еще один наставник – Василий Жуковский. По тем временам первый по рангу поэт России, да и к царской семье давно был близок. Хотя у него пошатнулось здоровье, он уехал лечиться за границу. Однако и там он стал готовиться к ответственной миссии. За основу взял модную систему швейцарского педагога Песталоцци, предполагавшую одновременное развитие всех задатков личности – интеллектуальных, физических, нравственных. Жуковский писал царю, что наследнику «нужно быть не ученым, а просвещенным. Просвещение должно ознакомить его со всем тем, что в его время необходимо для общего блага… Просвещение в истинном смысле есть многообъемлющее знание, соединенное с нравственностью» [3, с. 41]. Здесь мы видим как раз масонское понятие «просвещения» как пути к светлому будущему – а уж тем более через «просвещение» будущего государя.
Жуковский составил план обучения. С 8 до 13 лет – «приготовление к путешествию», освоение изначальной базы знаний. С 13 до 18 лет – само «путешествие» по миру наук. С 18 до 20 лет – «окончание путешествия» – закрепление полученных знаний, специальные дисциплины, необходимые для монарха. Николай I в целом одобрил программу. Внес лишь одну правку, потребовал выбросить изучение латыни и древнегреческого, которыми его самого замучили в детстве – в жизни это оказывалось абсолютно не нужным.
Хотя и со стороны Жуковского возникли неутыки с воззрениями царя. Узнав за границей об участии наследника в московском параде, он встревожился. Пытался действовать через императрицу, писал ей: «Эпизод этот совершенно лишний в прекрасной поэме, над которой мы трудимся… Эти воинственные игрушки не испортят ли в нем того, что должно быть первым его назначением? Должен ли он быть только воином, действовать в сжатом горизонте генерала? Когда же будут у нас законодатели? Когда же будут смотреть с уважением на истинные нужды народа, на законы, просвещение, нравственность?.. Страсть к военному делу стеснит его душу, он привыкнет видеть в народе только полк, а в отечестве – казарму» [4, с. 81]. Настаивал, что военные занятия должны стать второстепенными.
Но в данном отношении Николай I был тверд. Требовал, чтобы из наследника вышел «военный в душе» – такой же, как отец, «без чего он будет потерян в нашем веке». Ну а Жуковский не случайно был успешным царедворцем. Он мгновенно переориентировался, даже предложил создать Саше «потешный полк» из 100–200 юных дворян. Такую идею государь отверг. Вместо этого зачислил наследника в 1-й кадетский корпус (номинально). А для того, чтобы в играх и учебе у него были товарищи, выбрал двоих сверстников, Иосифа Вильегорского и Александра Паткуля. Поляка и прибалтийского немца, мальчик должен был привыкнуть, что это тоже «его» народы.
От общей ответственности за подготовку наследника Жуковский умело уклонился. Настоял, кроме него и Мердера, назначить главного воспитателя, генерал-лейтенанта Ушакова. Через него было удобнее общаться с царем, однако его роль стала чисто номинальной, а реальное руководство обучением прибрал Жуковский. Начались занятия по арифметике, рисованию, сразу нескольким языкам: немецкому, французскому, английскому, потом добавился польский. Не забывали и танцы, музыку, гимнастические упражнения, военное дело.
Жуковский взялся преподавать русскую словесность и историю. Он же подбирал других преподавателей. И не все фигуры были однозначными. Так, учителем «отечествоведения» стал статистик и географ Арсеньев – он состоял в ложе «Избранного Михаила», и его уже увольняли из университета «за безбожие и революционные мысли» (тогда по ходатайству Жуковского за него заступился великий князь Николай Павлович, взял преподавать в Инженерное училище). А учить Закону Божьему был назначен протоиерей Герасим Павский – доктор богословия, профессор Духовной академии и Петербургского университета. Он был из кадров Голицына, активистом Библейского общества, занимался переводами Священного Писания на русский, но Евангелие и православные догматы толковал весьма вольно.
Для Саши и его товарищей был установлен строгий распорядок. В 6 утра подъем, с 7 до 12 – занятия с часовым перерывом, с 12 до 14 – прогулка, после обеда снова занятия с 15 до 17 часов, с 19 до 20 – гимнастика и подвижные игры, в 22.00 – отбой. Даже прогулки включались в процесс воспитания – по распорядку Жуковского дети «обозревали» научные, исторические, промышленные объекты с соответствующими беседами.
Дважды в год сдавали экзамены, и Мердер с Жуковским придумали «воспитательную» систему поощрения. За высшие баллы воспитанникам давали деньги, и дети их жертвовали в собственную благотворительную кассу – внушалось, что «право делать добро является величайшей наградой». Саша рос умным, трудолюбивым, сильным, добрым. Упав однажды с лошади и сильно разбившись, не плакал, старался улыбаться. Отец внимательно следил за его учебой, сам бывал на экзаменах и писал Жуковскому: «Мне приятно сказать вам, что я не ожидал найти в сыне моем таких успехов. Все у него идет ровно, все, что он знает, знает хорошо, благодаря вашей методе и ревности учителей».
Наставники отмечали и отрицательные черты: вспышки вспыльчивости, невыдержанности, – хотя он быстро отходил. Тревожили их и приступы хандры, апатии. Особенно когда он сталкивался с задачей, которую не мог решить. Замыкался в себе, ни на что не реагируя. Возможно, это была реакция мальчика на постоянное давление – и родители, и воспитатели непрерывно поучали, что он обязан быть образцом, примером для других. Не случайно он в один из периодов «хандры» сказал, что «не хотел бы родиться великим князем». Но ведь уже родился. А отец наставлял, что царская семья себе не принадлежит. Ее долг – отдавать себя служению Богу и Отечеству. Он повторял детям: «Всякий из вас должен всегда помнить, что только своей жизнью может искупить происхождение великого князя». Вникнуть в такое, привыкать с младых лет было совсем не просто.
Помогали как раз военные занятия – они по самой сути диктовали служение. Отдушиной становились и летние каникулы в загородных резиденциях. Там свободы было больше. В Царском Селе Николай Павлович подарил сыну с Вильегорским и Паткулем остров на пруду, заросший кустарником. Они сами плавали туда на лодке, соорудили домик, построили подобие крепости. Штурмовали и обороняли ее с гостями-детьми. Таких гостей из знатных семей приглашали и в Зимний дворец по воскресеньям, праздникам. Самыми любимыми у них становились военные игры. Особенно если мог присоединиться отец-император. Государыня бросала жребий, на чьей стороне он будет «начальником штаба», – у детей это вызывало бурный восторг.
Кстати, увлечения игрой в «войнушку» были вполне закономерными, как и слова царя, что наследник должен быть «военным в душе». Россия сражалась то с одним, то с другим неприятелем. Англичане возбудили Персию, она в 1826 г. двинула бесчисленную армию на Закавказье – а в Тифлисе ее ждали