Советская модель предполагала постоянное вовлечение гражданина в жизнь государства. Октябрята, сбор макулатуры, пионеры, уроки политинформации, соревнования отрядов, трудовая практика и т. д. и т. п. По большому счету, к середине 1980-х годов советское общество устало от вездесущего государства. Демонтаж политической системы привел к стремительному восстановлению экономического неравенства с его политическими последствиями.

Прошло всего пять лет, и уже в 1996 году стало общеизвестным явление «семибанкирщины» — вскрылась сеть олигархов, влиявших на верховную политическую власть в лице Б.Н. Ельцина. Таким образом, к середине 1990-х годов процессы создания экономической элиты завершились.

На самом верху — на уровне инвесторов ЗАО РФ — западнизация произошла очень быстро. Кризис 1990-х годов корнями уходит в несоответствие государства реальности: де-юре оно было еще советским, а де-факто шла многоуровневая западнизация.

Главное отличие государства западного типа — в его принципиальном разделении на своих и чужих при жестком подавлении последних. Русский философ и методолог Тимофей Сергейцев считает, что такое разделение на господ и рабов является основой отношений между обществом и государством западного типа, которое сформировалось в Древнем Риме и сейчас находится на пике развития в США, Великобритании и Евросоюзе.

Постсоветское государство — мутант, включающий в себя остатки советских составляющих, заимствованных западных институтов и забавных национальных элементов. Например, в Белоруссии и Азербайджане сформировались сверхпрезидентские системы власти. При этом в первом случае государство — преемник советской модели, для чего в том числе сохраняет определенные символы, а во втором подчеркивается принципиальная чужеродность советского наследия. Тем не менее система государственной белорусской и азербайджанской власти похожи и крайне враждебно настроены к любому внешнему воздействию.

В Молдове, Армении и Грузии пошли по пути политической модели с сильной элитой и слабым президентом, что формально выразилось в парламентаризме, а по факту уничтожило остатки советской государственности при крайне поверхностной западнизации. Вакуум государственной власти вылился в реставрацию семейно-родовых отношений в политике.

В каждом постсоветском случае систему государственной власти нужно разбирать отдельно и предметно, понимая глубину и масштабы деградации советской государственности, а также степень западнизации основных сфер.

Прежде чем интегрироваться, все осколки бывшего СССР должны проделать сложную работу над собой. Включая Россию, где установились очень разные формы государственности. Кто не верит, рекомендую пожить для сравнения в ДНР, Крыму, Чеченской республике и в Москве. А в этой книге мы попытаемся разобраться с государством второго по значению осколка Советского Союза — бывшей Украинской ССР.

Определение. Постсоветское государство

В ходе мутации советской государственности, создания институтов западного типа и прорастания национальных форм самоорганизации образовалась гибридная иерархия. Каждое постсоветское государство — уникальное явление и завершит превращение в национальное государство к 2050 году, когда уйдет последнее советское поколение, имевшее практический опыт жизни в единой стране.

Западнизация постсоветских государств зафиксировала неравенство и на глобальном уровне. Правящие элиты там очень быстро получили доступ к привилегированному потреблению на Западе. А практика их социального поведения сформировала отношение к постсоветской государственности как к колониальной. Чем глубже экономика и элита интегрировались на Запад, тем сильнее менялись государства.

В системе образования незаметно проросла «болонская система», которая почему-то вытягивала из страны лучшие умы. Наша финансовая система устроена так, что отток капитала есть всегда, курс доллара тоже почему-то лишь растет. В политической же системе западнизация привела к тому, что теперь даже в России партия власти проводит «праймериз», а дебаты кандидатов — повсеместное явление.

Наиболее ярко западнизация проявилась в сфере экономического права. Приоритет частной собственности над общественными интересами привел к тотальному отчуждению общества и государства. Это связано с тем, что предприятие и его социально-экономическая инфраструктура рассматривались неразрывно.

Идеологи западнизации называли отмирание отраслей государства «естественным отбором». Однако сейчас, в условиях войны, мы видим, что далеко не все отрасли измеряются критериями прибыли, не все технологии можно купить, а подлинное экономическое развитие определяется не столько количеством денег, сколько ассортиментом товаров, которые можно купить на эти деньги, и скоростью инфляции, которая эти деньги съедает. А главное — сможет ли государство обеспечить приемлемый миропорядок. Потому что если за окном вечные 1990-е и никаких гарантий безопасности, то государства на этой территории не будет. В лучшем случае самоорганизованные общины и очень условное федеральное правительство, вечно воюющее с бунтовщиками.

Отсутствие собственной государственности всегда ведет к такому сценарию.

Каждое постсоветское государство столкнулось со своими вызовами западнизации. В республиках Прибалтики форсировали демонтаж советского государства, для чего пришлось ввести институт негражданства — по сути, форму современного рабства. В Киргизии, например, западнизация была на уровне риторики, когда республику провозгласили «Азиатской Швейцарией». Однако в итоге под демократической вывеской возродились кланово-семейные отношения, которые политологи политкорректно называют непотизмом. Где-то, как в Грузии, парламентаризм моментально вылился во власть вооруженных банд, более известных под брендом «Мхедриони», которые даже на уровне метафор отсылались к средневековому рыцарству. В Азербайджане активно интегрируются с западными нефтяными корпорациями, но Фонды Сороса выгнали из страны. В Казахстане внутри экономического тела республики действует автономный международный финансовый центр «Астана», который живет по британскому праву и фактически неподконтролен национальному правительству.

Государство — слишком сложная система, чтобы ее можно было западнизировать за считаные годы. Гражданская война ускоряет эти процессы, потому что ломает целые отрасли хозяйства и нарушает естественные связи в обществе. С точки зрения здравого смысла, экономики и географии граница между Цхинвалом и Гори так же нелепа, как и граница между Харьковом и Белгородом.

Одновременно с западнизацией постсоветского государства развивался переход под контроль внешних игроков отдельных сфер государственной деятельности. Так, в украинском случае государство постепенно утрачивало контроль за пропагандистскими излучателями и выборами. Происходило это постепенно, и обывателю казалось, что идет острая политическая борьба, в которой наблюдается невиданная свобода слова. Хотя в действительности шла борьба за металлургические заводы и банки, которые на втором шаге переходили под внешнее управление.

Дробление Советского государства на мелкие хозяйственные сектора с последующим обособлением и перепродажей сформировало главную идею постсоветской конкуренции. Если свести все политические дебаты к чистой идее, то она будет представлять собой вопрос: «Продавать госсобственность или национализировать проданное?»

В украинском случае хозяйственная конкуренция элит, выдаваемая за политическую конкуренцию, пагубно сказалась на самой идее государственности. В глазах общества все, что было связано с государством, вызывало острое недоверие (эволюция отношения общества к государству подробно рассмотрена в книге «Украинская трагедия. Технологии сведения с ума»). Государство же относится к обществу не социологически, а деятельностно — начинает его менять, формируя социальные группы, на