Он держит меня сильно, так, что не вырваться. Чувствую жуткую слабость.

В этот момент я будто погружаюсь в недалекое прошлое.

Вспоминаю, как Ваган больно держал меня за шею, пока пытал своим хозяйством. Мной овладевает дикий, почти неконтролируемый страх.

— Пошел вон от меня! — отчаянно кричу.

Веду свободной рукой по столу, нащупываю сахарницу и швыряю ее себе за спину.

Действую бездумно, на удачу, но каким-то чудом я попадаю Барсегу в бок. Слышится оханье, затем удар сахарницы о кафельный пол, и неожиданно я оказываюсь свободной. Меня больше не держат!

Я поворачиваюсь, отпрыгиваю подальше. Наблюдаю за тем, как он потирает бок, стряхивает с одежды частицы сахара, которые покрывают пол белым слоем.

— Пошел вон! — стону с болью в голосе.

— Что такое? Не хочешь со мной трахаться? — Барсег кажется искренне удивленным. — Тогда лучше вали из города. Потому что, если ты попадешься мне на глаза хотя бы еще раз, я не остановлюсь. Ты хорошо меня поняла?

Ответа он не ждет, разворачивается и уходит, растирая частицы сахара по полу.

Что я там хотела ему объяснять, дура? На какой спокойный разговор рассчитывала?

Я думала, мне раньше было страшно и больно. Но это ни в какое сравнение не идет с тем, что я чувствую сейчас.

Глава 8. После

Барсег

Я выхожу из квартиры Снежаны с бешено колотящимся сердцем.

По организму гуляет сплошной тестостерон, даже дышится тяжело.

А еще…

Я ведь ни хрена не хочу уходить.

Хочу, чтобы она сейчас выскочила из квартиры и закричала: «Прости меня!»

Это в идеале, конечно.

Чтобы без этих вот пошлых отмазок — я не я, жопа не моя, и вообще меня заставили твои родственники. Чисто по-человечески взяла бы и извинилась, показала, что у нее есть хоть зачатки совести.

Я бы, может, тогда вообще никуда не ушел. Послушал бы все, что она имеет мне сказать.

Торможу на лестничной клетке, прислушиваюсь.

Может, выйдет? Хоть зачем-то. Хоть обругать меня.

Но ее величество Снежана Принцессовна не изволит даже пойти в прихожую, чтобы запереть за мной дверь.

Секунду жду, две, три, тридцать.

Ни хрена не выходит.

Небось, выгляжу как долбонавт. Стоять у квартиры бывшей девушки и ждать, не соизволит ли она сверкнуть личиком.

Дичь.

Я уже и так на дне, пробивать его не вижу смысла.

Поворачиваюсь к лестнице, спускаюсь по ступеням.

Не спешу.

Какая-то часть меня все еще надеется, что Снежана позовет. Хотя и понимаю, что этого, скорей всего, не случится.

Обиделась.

Ну еще бы. Я же ее все эти месяцы гладил исключительно по шерстке. Ни за какие части тела не хватал, вел себя уважительнее некуда. Не привыкла.

А что я сделал-то по факту, чтобы она в меня сахарницами кидалась? Чуть потрогал, да к столу прижал, пиздец какой я ужасный тип после этого.

Разоралась-то как, главное! Отпусти, пошел вон! Было бы из-за чего вообще, я же ей даже никуда не залез, ничего не снял, не расстегнул. Один-единственный раз прижал к столу грудью. Преступление века, ептель.

Кстати, даже несмотря на то что я ничего этого не делал, возбудился, как студент-первокурсник. Хоть суй в трусы лед.

Зачем я вообще к ней полез? Не собирался же… Вывела. Своими глазами огромными, темно-голубыми, как воды Байкала, когда смотришь на них в пасмурный день. Невинными такими, молящими…

Бля-а-а… Как я буду без нее жить, а? Скажите мне, как? Без этих вот глаз, которые душу вынимают.

Думал, покажу ей видео и станет легче. Хоть на сколько-то. Но ведь это и близко не сработало как надо, ни капли не помогло.

Я боли ее хотел. Боль увидел, да только мою это нисколько не залечило.

Снежана умудрилась все повернуть так, будто я, большое, злое чмо, обидел маленькую девочку, которая ну вообще ни разу не заслужила.

Сучка!

Актриса…

Ненавижу.

Прибил бы!

Люблю…

С другой стороны, оно и понятно, почему демонстрация ей ночного видео ни разу не помогла мне почувствовать себя лучше. У меня-то видео постановочное, а у нее настоящее. Это-то и убивает, и никуда от этого не деться.

Выхожу из подъезда, пялюсь на ее окна.

Кручу в руках телефон.

Может, позвонит? Хотя бы для того, чтобы обругать.

Я понимаю, там на кухне немного попутал берега, поступил жестче, чем собирался, наговорил ей всякой хрени. Но она ведь ранила меня в разы больнее!

Не звонит.

Тяжело вздыхаю, поворачиваюсь к парковке, где оставил свой джип. Уже почти подхожу к машине, как вдруг наталкиваюсь на знакомую морду.

— Что ты тут делаешь? — спрашиваю у Вагана.

— Виноват, — он выставляет вперед ладони. — Решил за тобой приглядеть…

— На хрена? — я злюсь еще больше.

— Чтобы ты глупостей не наделал. Но я вижу, припоздал, раз ты уже крутишься возле ее подъезда…

— Это мое дело, где крутиться, — рычу на него.

В этот момент окончательно понимаю — я не хочу никуда уходить. Я не обязан, черт подери.

Я хочу вернуться.

Хочу проверить, что с ней все в порядке.

Хочу наорать на нее так, чтобы у нее уши горели.

Пусть тоже наорет, я, может, послушаю минуты две-три…

Потом как-то поговорим, разберемся. Спрошу у нее, наконец, какого хера ей не хватало. Почему пошла на такое? Оно, конечно, ежу понятно, зачем и почему, но все же хочу услышать это от нее.

Однако Ваган вцепляется в меня будто клещ.

Не пускает к ней, просит оставить и больше не творить глупостей. Чуть ли не под конвоем уводит.

Глава 9. Старший брат

Ваган

— Дай ключи, — требую у Барсега.

— Еще чего, я сам, — хмурит брови он.

Но мне сто лет в обед не надо, чтобы он поколесил по району, а потом снова зарулил к подъезду Снежаны. Ведь так и будет, если сейчас его упущу.

Ну уж нет.

Я достаточно ждал.

Я свое заслужил…

— Ключи давай, я сказал, — требую у него. — Не спал всю ночью, что ли? За кралю свою переживал? Я вижу, какие у тебя глаза красные, еще и руки трясутся.

— Ничего у меня не трясется, — рычит брат и при этом вытягивает вперед ладони, которые вправду чуть подрагивают.

Про тремор это я