твоих махинаций. Впрочем, я тебе позвонил предупредить, чтобы ты комнату в порядок привела. Приеду к восьми часам. Управишься?

— Есть, мой капитан! — бойко ответила Михайловна и вдруг захихикала совсем по-девичьи, тонким голоском. — Разве я могу тебе отказать, красавчик?

Гуров не стал больше слушать болтливую Михайловну и отключил телефон. Быстро посмотрев на циферблат, он покачал головой и поехал в аэропорт Внуково, размышляя по дороге, а узнает ли он сейчас свою одноклассницу и первую любовь?

* * *

Дину он узнал сразу. Она резко отличалась от всех выходящих из дверей аэропорта людей. И конечно же, она изменилась. Теперь это была не стройная миниатюрная черноволосая девушка, которой он ее помнил, а чуть полноватая, но не портящей ее полнотой, женщина. Волосы у Дины были уже не так черны, как прежде, в них явственно проглядывались серебристые прядки. Лицо, круглое, как луна в полнолуние, еще четче указывало на ее принадлежность к татарам. Хотя глаза у Дины были отцовские, русские — голубые, но и они уже подернулись той возрастной поволокой, которая так характерна для глаз женщины под пятьдесят, и поблекли.

Одета Дина была дорого и со вкусом, что говорило о том, что она весьма состоятельная дама. Хотя Гуров и не разбирался в брендах, но, прожив всю жизнь в Москве, он мог легко отличить, какие вещи куплены на рынке или в дешевом маркете, а какие приобретались в дорогих бутиках.

Лев Иванович увидел, как Дина, выйдя из аэропорта, нерешительно остановилась и стала высматривать его, чуть прищурив явно близорукие глаза. По ее растерянному взгляду Гуров понял, что, даже глядя на него, она его не узнала. И он не стал затягивать их встречу, хотя и волновался, как какой-нибудь мальчишка на первом свидании, а быстро подошел к бывшей однокласснице и как можно беспечней сказал:

— Привет, Дина Соколова.

Женщина вздрогнула, посмотрела на Гурова и вдруг, отпустив ручку чемодана, закрыла полное смуглое лицо руками в дорогих светлых лайковых перчаточках и разрыдалась.

Дина плакала, а Гуров растерянно смотрел на нее и не знал, что ему предпринять. Он хотя и был крутым мужиком, но от женских и детских слез всегда терялся и не знал, как себя вести в таких случаях. Лев Иванович чуть приобнял одноклассницу за плечи, пытаясь ее успокоить. Дина подалась вперед и, уткнувшись Гурову в плечо, еще какое-то время всхлипывала. Полковник терпеливо ждал, когда слезы иссякнут, а потом, отстранившись, сказал:

— Я не знаю, что там у тебя случилось, но обещаю, что помогу тебе всем, чем могу. Только ты больше не плачь.

Дина отняла руки от лица, молча кивнула и, отвернувшись, достала из рукава симпатичного бежевого пальто платочек, а из сумочки, что висела у нее на руке, — зеркальце. Поспешно приведя себя в порядок, она повернулась к Гурову, судорожно и глубоко вздохнула и, слабо улыбнувшись, ответила:

— Больше не буду. Это просто нервное. Я долго в себе все эти эмоции носила, слезы сдерживала, а вот тебя увидела… и меня, как плотину, прорвало. Прости.

— Не за что, — улыбнулся Лев Иванович, внимательно всматриваясь в когда-то такое родное и милое, а теперь, хотя и симпатичное, но далекое и чужое для него лицо Дины. — Ну что — поехали?

— Я даже и не знаю, куда ехать. Так давно не была в Москве, что забыла, где и какая гостиница в городе. И есть ли еще те, которые были раньше. Столько лет прошло, — растерянно оглянулась одноклассница. — Даже аэропорт, и тот сильно изменился за это время, а что в самой Москве сейчас делается, я и подумать боюсь.

— Никаких гостиниц, — категорично ответил Лев Иванович и ободряюще улыбнулся. — Я приготовил тебе отличный вариант комнаты. Платить ничего не нужно, женщина, которая любезно согласилась тебя принять, — моя дальняя, ну, очень дальняя родственница. И вполне уживчивая пожилая женщина, хотя и не без некоторых странностей. В общем, я думаю, что вы поладите.

— Лева, но мне как-то неудобно — бесплатно, — остановилась Дина. — Может, лучше все-таки в гостиницу?

— Динка, прекращай спорить. Будем считать, что ты у меня в гостях. Домой к себе я тебя не могу пригласить, жена на гастроли уехала, и я холостяком болтаюсь целыми днями на работе. Так что вариант с комнатой у родственницы даже не обсуждается. В общем, поехали.

Дина вздохнула, подобие улыбки скользнуло по круглому и смуглому лицу и исчезло. Женщина протянула руку и, прикоснувшись к руке Гурова, в которой он нес чемодан, слегка пожала ее в знак благодарности.

— Вот и отлично. — Гуров посмотрел на Дину и, увидев, что слезы совсем высохли у нее на глазах, успокоился и сам.

Квартира Лютика располагалась на пятом этаже в одном из домов на Петровке. Хозяйка квартиры открыла им дверь, и Гуров, который уже давненько не встречался с Михайловной, удивился происшедшей с ней перемене. Таисия Михайловна, раньше не очень-то жаловавшая юбки и халаты, а носившая на своих худых бедрах джинсы и разного кроя штаны в паре с рубашками и футболками, была в этот раз одета в платье. Платье было в горошек и совершенно безвкусного кроя, к тому же висело на костлявых плечах Михайловны, как на вешалке. Гуров удивленно глянул на свою давнюю знакомую, но промолчал. Та же, приглашая в квартиру его и жиличку (богатую даму, как оценила она наметанным глазом), заливалась соловьем и болтала без умолку.

— А вот и мой красавчик появился наконец-то! Давненько тебя не было. Совсем забыл старуху. Проходите, проходите. Я комнатку приготовила, высший класс комнатка, в гостинице такой не найдете. А вот это хорошо, это правильно. — Михайловна приняла из рук Гурова пакет с продуктами, которые он купил по дороге в аэропорт, и многозначительно посмотрела на полковника.

Лев Иванович провел Дину в комнату, которая и вправду оказалась не просто чистой и прибранной, но и хорошо обставленной. Сразу было видно, что плакалась ему Михайловна на свое безденежье зря. Деньги у нее водились, и немалые — даже на евроремонт трешки хватило. Еще в коридоре Гуров обратил внимание на натяжные потолки и точечные светильники, а также на жидкие обои на стенах и теплую ковровую дорожку на полу. Оставив Дину в комнате приводить себя в порядок и разбирать чемодан, он выскользнул в коридор и прошел на кухню, где Михайловна уже споро накрывала на стол.

— Ну, Таська Лютик, ты даешь! — Он подошел к Михайловне и протянул ей сортовой турецкий прессованный табак, который всегда имел у себя дома в заначке. — А плакалась, что денег нет. Вот хоромы как