Сначала я думала отвлечь его, немного поиграть, чтобы забыл о портрете, но теперь эта игра увлекла и меня. А может, я лгала самой себе, и портрет был всего лишь предлогом. Но тяжёлое мужское дыхание, блеск тёмных глаз – всё это кружило голову сильнее, чем когда несёшься в вихре танца на королевском балу. Там были музыка и свет, а здесь – тишина и таинственный полумрак. В тишине и полумраке молчат и… и… целуются. Этот мужчина сказал, что любит меня. Не только сказал, но и доказал на деле. Много раз доказывал.

- Милорд, - я положила ему на грудь и другую ладонь, наслаждаясь этим прикосновением, запахом мускуса и свежести, исходившим от мужского тела после принятой ванны, - Фанни Браунс сказала «нет» вашему предложению о свадьбе, потому что сейчас не до свадеб, тут ваша тётушка полностью права…

- Вы слышали, - сразу же догадался он. – Сесилия, мне очень жаль, я прошу у вас за неё прощения…

- Тише, - шепнула я, и он сразу замолчал. – Она не сказала ничего неправильного или нового. Кухарка вам совершенно не пара, милорд. Как и девица Лайон, которую разыскивает королевская полиция. Тут моё «нет» будет окончательным. Но я скажу вам «да» для поцелуя. В знак моей благодарности. Вы столько сделали для меня… для моего дяди… - я и так шептала, а тут с каждым словом говорила всё тише и тише, потому что герцог осторожно коснулся моей щеки, взял пальцем за подбородок, заставляя приподнять голову, наклонился и поцеловал в губы.

Начиналось всё так же, как и под яблонями, когда мы целовались в лесу перед пожаром. Сладость и огонь на губах… Но только сейчас мы были не в лесу, а в спальне, и мужчина, который стоял передо мной, был почти обнажён. Я скользнула ладонями по его плечам, обхватила за шею, притягивая к себе поближе, и огонь на устах превратился в обжигающее пламя, которое разлилось до сердца и по всему телу, воспламеняя, сжигая, заставляя забыть обо всём.

Герцог схватил меня за талию, притискивая к себе, так что мне стало тяжело дышать. Чтобы глотнуть воздуха, я откинула голову, прервав поцелуй, и тут же горячие мужские губы впились мне в шею ещё более обжигающим поцелуем. Следом за рубашкой на пол упала моя шаль, а герцог целовал меня всё крепче. В какой-то момент я почувствовала, что мои ноги оторвались от пола, ощутила себя маленькой и невесомой лесной феей в сильных руках отважного рыцаря, а в следующее мгновение уже лежала спиной на постели, и герцог де Морвиль наклонился надо мной, жадным взглядом ощупывая моё лицо.

- Вы что со мной делаете, Сесилия? – спросил он, тяжело дыша. – Вы думаете, мне легко быть рядом с вами? Всё время вспоминать… мечтать… Я ведь живой человек, а не каменная статуя…

- Вы правы, надо остановиться, - сказала я.

Герцог закрыл глаза, стиснул зубы так, что желваки заиграли, встряхнул головой и хотел подняться с постели, но я поймала его в объятия, опять обхватив за шею.

- Сесилия?.. – он посмотрел на меня, и во взгляде у него было сущее безумие.

Наверное, безумие – это вроде заразной болезни, потому что оно передалось и мне.

- Надо остановиться, - произнесла я, не отпуская герцога, - но ещё один поцелуй мы себе позволить можем. Я тоже вспоминала, Дик… И тоже мечтала…

Он приник ко мне, простонав моё имя мне в губы.

Я ощущала его так близко, словно мы соприкоснулись не телами, а душами. Он прижимался ко мне напряжёнными бёдрами, и по его каменной твёрдости телу пробегала вполне живая дрожь. Поцелуи становились всё более дикими, и вот уже герцог кладёт руку мне на грудь, а я зачем-то дёргаю завязки на вороте рубашки, пытаясь развязать узелок…

Закрыв глаза, я улетела в какой-то неведомый мир волшебных прикосновений и сладостных вздохов. Неужели, вот это и есть любовь? страсть?.. Но тогда это прекрасно… Как это прекрасно!..

С завязками я благополучно справилась, потянула рубашку вниз, словно ненароком оголив плечо, и тут же ощутила горячую ладонь на своей обнажённой коже. Теперь уже вздрогнула я – не от страха, от неожиданности. От удивления, что всё во мне откликнулось этому прикосновению. Словно мужская ладонь затронула какие-то потайные струны, отчего я вся затрепетала и зазвенела, как арфа или как гитара в руках умелого музыканта.

Губы герцога прекратили терзать мои губы, и вот уже он покрывает поцелуями мою шею, спускается ниже, целует меня в грудь, между грудей, сильнее оттягивает ткань ночной рубашки, ласкает меня со всё возрастающим пылом – одновременно и руками, и ртом, а я совсем не сопротивляюсь этим ласкам. Наоборот, выгибаюсь ему навстречу, запускаю пальцы в его волосы, перебираю пряди, притягиваю его к себе – ближе, как можно ближе… И мне уже всё равно, что подол рубашки ползёт вверх, и что мужская рука дотрагивается до моего колена – сначала осторожно, потом всё смелее и смелее, сжимает, поглаживает, продвигается выше…

Благовоспитанной девице полагалось уже запаниковать, оттолкнуть, заговорить о чести и репутации, но вместо этого я приподняла бёдра, подтягивая рубашку повыше, и раскрылась навстречу чему-то новому, неизвестному, но влекущему со страшной силой.

- Сесилия... – издал герцог полувздох-полустон, и потребовалось несколько секунд, чтобы отважный королевский маршал смог заговорить более-менее связно: - Только прикоснусь… хорошо?..

Я ответила ему, согласно опустив ресницы, а потом произошло что-то вроде вулканического взрыва, о котором нам с Винни рассказывал учитель географии. Мне показалось, будто всё во мне превратилось в огонь, и этот огонь выплеснулся, захватив тело целиком, заполнив мир до самых его краёв… Хотя, о чём это я? Ведь у мира нет края… Земля круглая…

Глупые мысли вспыхнули и пропали, и остались только прикосновения, которые сами по себе были целым миром. Я и не подозревала, что такая близость, такая интимность может напрочь опустошать голову. Может превращать из человека разумного в человека, живущего лишь животными инстинктами…

Всего несколько касаний пальцами – и такое блаженство… Я представить не могла, что бывает нечто подобное. Тело требовало по-кошачьи потянуться, расслабиться и полететь куда-то в заоблачные дали, на седьмые небеса, но я стряхнула с себя это горячее и тягучее чувство, открыла глаза и скользнула рукой по груди герцога вниз, с восторгом наблюдая, как приоткрылись его губы,