– Не на мое. На ваше счастье, Святослав Семенович, – отзываюсь я, делая еще один глоток.

Афанасьев стискивает мои плечи двумя руками и отталкивает назад, прижимая спиной к холодильнику. На точеной челюсти играют желваки, ноздри раздуваются, а в темно-серых глазах бушует гроза.

Смотрю в них и отпиваю еще глоток.

Афанасьев прищуривается и… отхлебывает мой коктейль прямо из бокала!

Выплескиваю остатки ему в лицо и выскальзываю из ловушки рук, пока он, чертыхаясь, протирает глаза.

– Что-то теплее не становится, – замечаю ежась.

Мой непосредственный начальник, медленно вытирает мартини ладонью с лица и невозмутимо отвечает:

– Еще не разогрелось.

– Или котел оказался умнее тебя?

– Ссссссстеррррва! – летит мне вслед, пока я цокаю каблуками к термометру под лестницей.

– Я все слышу, Святослав Семенович, – кричу я в воздух. – И как вернемся, непременно напишу жалобу в отдел кадров!

Прямо на моих глазах температура прыгает еще на градус вверх, и термометр показывает уже +17.

Справился, значит.

Что ж…

– Пойду душ приму, – говорю я догнавшему меня Афанасьеву. – Чур, главная спальня моя!

– А я?.. – оторопело спрашивает он.

– Как угодно, – царственным жестом отпускаю ему долги.

– Я твой начальник, вообще-то, – напоминает он.

Зря.

– А я не начальник, – говорю я. – Потому что девочка! И раз уж у нас тут махровый патриархат, то, как девочка, я и выбираю, где мне спать. А вы можете устроиться у дверей спальни, как верный рыцарь, Святослав Семенович!

На этот раз он за мной не следует, но тихий смех за спиной раздражает не меньше, чем он сам.

Тропический душ оказывается великолепным. Качественный напор, чистая, не пахнущая ни хлоркой, ни ржавчиной вода, льющаяся с потолка. Брендовый гель для душа, как в пятизвездочных отелях, и профессиональный шампунь – я так увлекаюсь этой роскошью, что совсем забываю, где нахожусь.

Едва успеваю ополоснуть волосы, как что-то глухо бумкает – и все сразу кончается.

И вода, и электричество, и даже кажется, что тепло.

В первый момент я говорю очень много интересных слов, которым меня научили рабочие металлургических заводов, грузчики и матросы речных судов.

Но сие волшебное заклинание, которое в тяжелые времена способно переместить баржу с турбиной от Москвы до Петрозаводска за пару дней, тут почему-то не имеет власти.

Хорошо, что телефон я оставила недалеко, на раковине. Нащупываю его, включаю фонарик и в его свете уже нахожу широкое полотенце, в которое и заворачиваюсь. Втискиваться сейчас обратно в юбку нет никакой возможности, а остальная одежда осталась где-то в чемодане на первом этаже.

Осторожно спускаюсь по лестнице и снизу уже зову:

– Святослав Семенович! Свят! Славка, ну где ты? Хорош шутить, второй раз не прикольно!

И снова меня встречает тишина.

Осторожно, на цыпочках, крадусь на кухню. Глаза уже привыкают к полумраку, да и за окнами лежит белый снег, отражающий свет луны.

Но все равно, когда Афанасьев появляется в свете моего фонарика, я снова визжу как ненормальная и кидаю в него телефоном!

– А, по-моему, прикольно, – говорит он довольным голосом.

7.

– Я, кстати, фонарик нормальный нашел, – добавляет Афанасьев и упирается мне в лицо мощным ярким лучом. – Электричество вырубилось. Я посмотрел – вроде все в порядке, это не предохранители. Может, провода где порвались. Надо генератор запускать.

– Генератор тоже в подвале?

– Наверное, – пожимает плечами он.

– Надо туда идти? – я с опаской смотрю на темный провал двери.

– Пойду я! – гордо заявляет Афанасьев. Меряет меня масляным взглядом, задержавшись на заткнутом в декольте крае полотенца, и добавляет, выпятив грудь: – Я мужчина!

– Молодец, – нервно говорю я, на всякий случай затыкая край полотенца поплотнее, а то очень уж внимательно он на него пялится.

– А еще я директор, а ты зам, значит, я, как лидер, должен все исправить, – и он подбрасывает на ладони фонарь. Пятно яркого света кувыркается по кухне, рождая призраков из союза света и теней, с грохотом падает на пол… И гаснет.

– Молодец… – повторяю я, но уже с совсем другой интонацией.

– Работает! – заявляет он, поднимая фонарь и вновь включая его. – Все, я пошел.

И он как-то так легко и совершенно безбоязненно спускается в густую тьму, высовывающую щупальца из подвала. Подвал меня нервировал еще когда в доме был свет, а сейчас, стоит подумать, что между мной и мраком только фонарик садящегося телефона, сразу как-то неуютно становится.

И деревня эта с колдунами, и волки где-то в лесу, и снег за окнами…

– Слааааааав! – зову я панически, подбежав к лестнице.

– Чтооооо? – доносится снизу.

– Погоди, я с тобой!

Тороплюсь вслед за ним, придерживая полотенце на груди. Афанасьев милостиво подсвечивает мне лестницу. Правда, луч фонарика чаще пляшет не на ступеньках, а на моей груди, но мне все равно.

– Испугалась одна в темноте? – слишком проницательно спрашивает Свят, отводя наконец фонарик от меня и освещая подвал.

– Нет, испугалась, что твоего интеллекта не хватит, чтобы побороть интеллект генератора! – огрызаюсь я.

– Не волнуйся, он не такой умный, как котел, – он прокалывается и даже не замечает этого.

Приходится тихонько хихикать про себя.

– О, тут свечки! – радуюсь я, находя на рассохшемся столе рядом с бойлером коробку с хозяйственными парафиновыми свечами. – У тебя зажигалка есть?

– Рената Романовна, какой у вас коэффициент интеллекта? – ласково интересуется Свят. – Вообще-то тут бензин кругом. Давай не рисковать.

– Черт! – я понимаю, что тоже подставилась и не заметила. – А я телефон забыла наверху…

– Держи, – говорит Афанасьев и протягивает мне фонарик. – Свети мне. Тут одному не справиться.

Он зачем-то снимает пиджак, закатывает рукава рубашки, поднимает двадцатилитровую канистру и, держа ее одной рукой, второй пытается вставить воронку в горловину бака генератора.

Вместо того чтобы светить на воронку, я залипаю на жилах, вздувшихся у него на предплечьях. Сухих, натянутых, как канаты – от них просто мурашки по коже. Пять лет назад он таким не был.

Он как-то заматерел за это время – из щуплого юноши превратился в молодого мужчину.

Привлекательного. Это не стыдно признать, я всегда славилась объективным взглядом на мир.

– Свети, пожалуйста, на горловину, – вежливо просит он с легким напряжением