Шрифт:
Закладка:
— Если будет мне дозволено, то я молвлю слово, — сказал он еще не окрепшим голосом, но с достоинством. — Почтенные старейшины! Были мы, джигиты, на большой охоте и подняли на войлоке славного Манаса, объявили его ханом. А разве он будет плохим ханом? Подумайте, старейшины!
— Правду молвил этот джигит! — воскликнул Бай. — Хотя Манас еще молод, имя его — страх для врага. Пусть Манас будет нашим ханом!
Что могли сказать старейшины против слова почтенного Бая? Порешили избрать ханом Манаса. И вот подняли Манаса на белом, как лебедь, войлоке и вручили ему повод коня — злак власти, и объявили его ханом. До вечерней зари сидел юный Манас на белом войлоке, а старейшины родов, мужи и джигиты поочередно подходили к нему и, целуя мечи, приносили ему присягу, беря в свидетели своей вечной клятвы небо и землю.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Борьба с железным стрелком
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Мощное царство — вражеский край,
Полон коварства вражеский край.
Западни построены там,
Колдовские воины там!
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Все заметили, что переменился Манас с тех пор, как его подняли на белом войлоке и объявили ханом. Реже он выезжал на охоту, реже участвовал в играх и воинских забавах и все чаще приходил послушать мудрые речи седобородых: о Китае, о коварстве хана ханов Эсена — владыки из дома Чингиза, о благородстве предков, о единокровных киргизских родах, рассеянных по земле.
— И впрямь этот юнец вообразил себя ханом! Чего доброго, еще потребует от нас покорности! — говорили старейшины, но стоило Манасу приблизиться к ним, как они умолкали, подавленные его величием.
Однажды Манас спросил старейшин:
— Какие киргизские роды наши ближайшие соседи?
— Нет у нас близких единокровных соседей, — ответил Манасу Джакып, — но все же ближе других расположили свои юрты род славного Эштека и род могучего исполина Кошоя, который обладает силой, равной силе тысячи человек.
— Почему же мы не соединимся с ними?
— Э, Манас, видно, слаб еще твой разум, как слабы икры твоих юных ног, если ты задаешь такой вопрос! Разве не знаешь ты, что юрты этих родов кочуют по земле Незкары, хана племени манджу? Разве не знаешь ты, что между нами и этими киргизскими родами находятся становища тыргаутов, а когда минешь эти становища, глазам твоим предстанет крепость, в которой обитает Железный Стрелок со своими кинжалорукими воинами? Разве не знаешь ты, что Железный Стрелок — страж дома Чингиза?
— Я дважды обратил в бегство Джолоя, грозного мужа, опору дома Чингиза. Почему же я не сумею справиться со стрелком, который, желая запугать врага, объявил себя железным? — спросил Манас, обводя глазами старейшин.
Джакып ответил:
— Сколько раз я говорил тебе, сынок, что Китай — необыкновенная страна, необъятная, могучая, многоязыкая! В этой стране не было потопа, по ней не ступала нога чужеземца, сам Искандер-македонец не сумел ее покорить! Тыргауты, которых ты видел, — это всего лишь окраинные люди Китая. А еще живут там драконоголовые люди, и собакоголовые, и кинжалорукие, и одноглазые, и колдуны, и чародеи. Сорок в том Китае человеческих царств, а еще есть царство Барсуков, и царство Медведей, и царство Орлов, и владения Лисиц, и княжество Львов, и Змеиное ханство. А самому китайскому народу нет ни числа, ни конца, ни предела, а живет он в городах, где дома — из камня, дворцы — из золота, а крепости — из железа; лисы и архары стоят на часах, великаны охраняют рубежи, драконы служат стражами, а волки — вестниками. А страшнее всех волков — сорок ханов из дома Чингиза. Воистину непобедим народ Китая! Только тот, у кого меркнет рассудок, становится его врагом!
Тут Манас пришел в ярость, обнажил меч, и так жарко метнулось пламя из его глаз, что старейшины, трепеща, поднялись с мест. Задыхаясь, Манас крикнул такие слова:
— Что ты пугаешь меня, Джакып, всякими небылицами? Разве нет среди киргизов богатырей? Сам же ты сказал, что сила Кошоя равна силе тысячи человек. Разве страшен дом Чингиза таким богатырям? Разве свободный дух киргизского народа не увеличил силу моего меча в сорок раз? Старейшины, мужи совета, дайте мне тысячу воинов — завтра же начну поход против Железного Стрелка, разобью его кинжалоруких и соединюсь с Кошоем!
Джакып хотел было возразить, но старейшины, разгоряченные словами юного хана, воскликнули:
— Пусть будет так, как пожелал Манас! Дадим ему тысячу джигитов для похода на Железного Стрелка!
А иные из старейшин, быть может, подумали: «Пусть погибнет этот заносчивый юнец со своей тысячей!»
На другой день воины в полном облачении, провожаемые благословениями отцов и слезами матерей, двинулись в поход. Впереди на Светлосаврасом восседал Манас, за ним — сорок юношей-богатырей, за ними — тысяча джигитов. Помчались всадники по тропам Алтая, по ущельям, где не могла бы пройти даже собака, по равнинам, где не было горки даже величиной с копыто, по степям, где не было ямки даже глубиной с ладонь, по пустыням, где не нашлось бы воды даже для одной букашки. Иногда среди этих горько-соленых, бестравных земель возникали поля, и юноши, мужи и седобородые старцы с кетменями, в белых колпаках, в безворотных халатах рыли арыки. Вопрошающим: «Кто вы?» — они отвечали одинаково: «Мы киргизы, рабы ханов из дома Чингиза». И Манас, говоря им: «Отныне вы не рабы, а воины Манаса», брал их с собою в поход. Так увеличилась его дружина до шести тысяч ратников.
Оказалось, что всюду, где были кочевья киргизов, было горе. Старики и зрелые мужи, лежа на камнях, плакали, а младенцы в люльках молчали: такими слабыми они рождались на свет, что сил у них не было для счастливых слез жизни. Круглый год рыскали по киргизским становьям дружинники сорока ханов. Нагрянут весной или летом — не дают киргизу сесть на жирногривую кобылицу. Налетят осенью — не дают отведать курдючного барашка. Нахлынут зимою — требуют дани, и только молодыми, красивыми девушками…
Так дошел Манас до тех мест, где обитали тыргауты. Он подумал: «Сейчас начнется великое сражение». Но оказалось, что Джолой отправился наконец в Железную Столицу, чтобы поведать хану ханов о новом киргизском богатыре, о предсказанном в китайских книгах Манасе, а
