– Благодарю, Валентина, – говорю. – Аромат изумительный.

– …Не за что. Если что обращайтесь.

– Вы, Кристиан, произвели на нее впечатление, – говорит её босс сразу, как только она закрывает за собой дверь. – Давно я не видел, чтобы у нее дрожали руки при виде очень известного человека. Знаменитости здесь курсируют ежедневно. Я думал, что у Валентины давно выработался иммунитет.

– Спешу заметить, что я вовсе не знаменитость. Просто думаю, что эта очаровательная женщина следит за новостями. И она, очевидно, думала, что половина из них – выдумка. Но вот я здесь, в кабинете Петра Разумовского, и скорее всего мой визит никак не связан с миром кино. – Делаю глоток кофе и уверенно смотрю ему в глаза. – Я приехал, чтобы пригласить вас с супругой на барбекю в мой загородный дом. Уверен, вы хотите узнать меня получше, поговорить со мной, как отец своей любимой и единственной дочери, на которой я собираюсь жениться. Этап важный и необходимый. И раз уж наш поезд мчится на таких бешеных скоростях, то простым походом в ресторан мы ограничиться не можем.

– Вы верно сказали, Кристиан, что этот поезд мчится на бешеных скоростях. Меня не было в городе несколько недель. Когда я уезжал, меня провожала дочь, которая деликатно просила меня помолчать, когда я ненароком проявлял интерес к её личной жизни. Я, конечно, не сомневался, что между ними с Платоном нет ничего серьезного и это всего лишь выдумки Натали и её подруг. Кристина излучала эту особую независимость, понимаете? Она не уставала повторять, что весной полетит с подругой в Европу, что хочет посмотреть мир. Учеба в университете подошла к концу и… – Петр замолкает, его задумчивый взгляд пробегает по гладкой поверхности стола. – Но вот я вернулся, а она сообщает мне, что собирается выйти замуж. Не котенка завести, не ремонтом в квартире заняться, а обзавестись своей семьей и стать кому-то женой. – Его синие глаза смотрят в мои. – Я знаю, что вы сделали, Кристиан. И до конца моих дней я буду благодарен вам. Я столько раз терял Кристину, что, если когда-нибудь с ней что-то случится… Я этого не вынесу, – признается и тут же уводит обеспокоенный взгляд в строну. «Столько раз»? – Не кажется ли вам, что вы оба всё ещё находитесь под впечатлением от случившегося?

– Думаете, что Кристина считает меня рыцарем в доспехах, а я вижу в ней принцессу, которую мне удалось вызволить из лап опасного дракона? – Петр тихо и напряженно втягивает носом воздух. – Нет. Это не временное помутнение разума. Это та самая любовь, которую не ждешь и не планируешь. Не ищите в этом иные смыслы. Он только один.

– Кристиан, как ваша семья относится к этой новости?

– Думаю, у этого вопроса есть продолжение, но вы не рискуете его озвучить.

– Вы весьма проницательны.

– Буду с вами откровенен, я ещё не сообщал родным о глобальных переменах в моей личной жизни. Мы оба с вами знаем, что моя мать воспримет новость о женитьбе на вашей дочери в штыки, потому что в ней есть и всегда будет жить боль утраты. Ваша фамилия навсегда связана с трагическим событием в нашей семье, а наша фамилия с трагическим событием в вашей. Но главное было, есть и останется – каждый родитель желает своим детям найти то самое счастье, которое согреет их в холодную зиму, остудит в знойное лето и укроет от проливного дождя. И это счастье для меня Кристина. И когда-нибудь мама и те, кто не поддержит меня в моем выборе и решении, поймут эту простую истину.

Отец Кристины поднимается, медленно проводя ладонью от лба до подбородка. Он подходит к окну, взгляд мечется, плечи опускаются. Представляю, как Кристине было тяжело сообщать ему о нас. Даже я, видя этого человека впервые, испытываю тупое чувство вины за свою ложь. Почти ложь.

– Кристина – мое всё, – говорит вполголоса, продолжая глядеть в окно. – Я жизнь отдам, только чтобы она была счастлива. Вы правы, Кристиан. Родителям это важно. Если она выбрала вас, значит на то есть весомая причина. Мне хочется верить, что моя дочь не ошиблась. Хотите верьте, хотите нет, но я никогда не видел, как она плачет. Она грустит без слез и радуется, не проронив ни горошинки. У меня наверное разобьется сердце, если я увижу её слезы.

Поднимаюсь на ноги, смахивая воспоминания, от которых мне делается не по себе. Когда Кристина узнала о своей беременности, она упала в обморок, а после моих вопросов тихонько расплакалась, свернувшись калачиком на кровати. Мое сердце не разбилось, но дышать тогда определенно стало труднее.

– Нам есть о чем поговорить, Петр Валерьевич, – говорю, протягивая ему руку. – Очень надеюсь, что вы с супругой примите мое приглашение. Это важно для всех нас.

Он пожимает мне руку и согласно кивает. Уверен, мне удалось завоевать его доверие.

– Рад был знакомству, Кристиан, – заключает и улыбается мне. – Мы с Натали с удовольствием приедем к вам в пятницу. Сообщите адрес?

– Отправлю сообщением. Благодарю за теплый прием. До пятницы, Петр Валерьевич.

– До пятницы, Кристиан.

Выхожу из кабинета и тут же попадаю в сети настороженных и вытаращенных женских глаз.

– Кофе отменный, Валентина. Ещё раз спасибо.

– …Ага… Не за что. Всегда… пожалуйста.

Отличное начало дня. Жаль, что его завершение будет совершенно противоположным.

* * *

– Это шутка? – смотрит на меня мама, выпучив глаза цвета темных туч. – Я не поняла, это шутка.

– Нет. – Оглядываю зеленые кусты в огромных белых и серых горшках, что стоят на полу у панорамного окна закрытой террасы. Для мамы это какие-то необыкновенные цветения, требующие постоянного ухода, а для меня просто бессмысленная зелень. – Это не шутка.

– Разумовская? – спрашивает она, пытаясь заглянуть в мои глаза. – Та самая Кристина Разумовская?!

– Что значит «та самая»? – смотрю на нее.

– О которой трубит весь город! Кристиан, умоляю, скажи, что это… неправда! Ты ведь говорил мне, что все эти публикации – сплетни и грязная ложь! Ты говорил, что она тебя не интересует! Я спрашивала и ты сказал, что…

– Я сказал, что мне не пятнадцать лет, чтобы отчитываться перед тобой за свои симпатии. Однако я уже достаточно взрослый, чтобы приехать к маме и сообщить ей, что в ближайшее время я женюсь на девушке, которую люблю.

Нет, это не ком в горле. Не кость поперек. Не горечь, осевшая на стенках гортани. Но что-то такое неприятное обжигает