— Заведу, замкнув провода питания. Я, вроде бы видел, что так машину заводили.

— Ты, что, дома машины воровал?

— Да нет, говорю же: на занятиях по ГТО видел. Во всяком случае, мне так кажется.

— Кажется ему, — недовольно пробурчал Воронцов и сделал очередное предположение: — А что, если, когда мы будем угонять грузовик, нас заметят? Что тогда делать будем?

— Кто заметит? Вы же сказали, что водителя там нет.

— А если с улицы заметят?

— Мы аккуратно постараемся. Проберёмся в темноте и всё. Тем более ночь на дворе и дождь. Кому охота на улицу пялиться в такую погоду?

— А если всё же заметят? — продолжил допрашивать тот.

Я вздохнул и, пожав плечами, дал ему не менее логичный и очевидный ответ:

— Тогда мы примем бой. И если судьба от нас отвернётся, то погибнем, забрав с собой как можно больше врагов!

Лейтенант хмыкнул и, покачав головой, прошептал:

— Ишь, какой отважный!

Я не стал вступать в бесполезную полемику, а перевёл разговор в более актуальное русло.

— Так значит, у нас кроме винтовки с примкнутым штыком, ничего нет?

— Почему нет? Есть, — вздохнул лейтенант и достал из кармана брюк револьвер, а из-за пояса нож-финку. — Револьвер и финка, подарок на память. Трофеи, которые мне подарил мой друг, командир, что прошёл всю гражданскую войну и работал в ЧК.

— Ясно, — кивнул я. — Тогда предлагаю револьвер и финку выдать во временное пользование мне.

— С какой целью? — Поинтересовался лейтенант.

— Ну так ведь именно я сяду за руль грузовика. С револьвером мне будет проще принять бой, если в этом возникнет необходимость. С винтовкой-то я точно управиться за баранкой не смогу. Кто её крутить-то будет, если стрелять понадобится? Поэтому пусть винтовка будет у Вас. И Вы прикрывать меня ею будете, в том числе и тогда, когда я в кабину полезу. Вы говорите, водитель ушёл в здание?

— Да, — кивнул лейтенант. — Минут пять назад.

— Вот и славно. Вот и пусть отдыхает. А нам пора.

— Что, сейчас?

— А чего ждать-то? Раньше начнём, раньше кончим, в смысле, выберемся к своим, — сказал я и вопросительно посмотрел на Воронцова, опять забыв, что он ничего не видит в окружающей нас темноте.

Тот чуть помялся, а затем протянул мне револьвер и финку. Я взял в руки оружие, откинул дверцу барабана семизарядного револьвера, убедился, что патроны на месте и положил его в один карман пижамы, а финку устроил в другой.

Воронцов хмыкнул, взял в руки винтовку и прошептал:

— Ну, что, пошли, что ль, посмотрим, что на улице творится? Проведём, так сказать, рекогносцировку. А там видно будет.

Мысль была здравая, я поднялся и последовал за ним. Вскоре мы были в соседней комнате.

Обычное прямоугольное помещение со столом, валяющейся на полу лампой, грубой кушеткой, несколькими шкафами и парой колченогих стульев. Пробежал взглядом по стенам и отметил, что оконный проём одной из стен заложен мешками с песком и кирпичами. Подошёл ближе и убедился, что кладка положена без раствора. Вероятно, когда тут был госпиталь, окно по какой-то причине было разбито, и его просто заложили, чем смогли.

В щель, что была в кладке, посмотрел на улицу. Обзор был небольшим, но наблюдение показало, что на улице гитлеровцев нет. Перед полуподвальным помещением, в котором мы находились, густо росли деревья и кустарник. На дворе был поздний вечер. Луна скрылась за тучами, поэтому шансы выбраться незаметными через это окно на противоположную сторону у нас были достаточно велики. Посмотрев вправо от здания, что было напротив, обнаружил выглядывающий из-за кирпичной стены бампер и тент грузовика.

«Наверное, именно о нём и говорил лейтенант», — резонно предположил я и аккуратно вытащил один из кирпичей кладки.

Тут же раздался зловещий шёпот стоящего рядом и смотрящего на улицу в соседнюю щель Воронцова:

— Забабашкин, ты чего творишь? Немедленно прекрати шуметь!

— Не бойтесь, товарищ лейтенант, я потихоньку, — ответил я, положив кирпич на пол.

— А что ты делаешь-то? — всё ещё не понимал тот, держась за стену как за ориентир.

Пришлось рассказать.

— А как ты их разглядеть-то можешь? Или ты, что, видишь в темноте? — удивился тот.

— Не очень отчётливо, но вижу, — соврал я. — Поэтому кое-что разглядеть могу. Это у меня с детства так зрение работает. Не раз выручало.

— Вот как. А я и смотрю, что по характеристике, что пришла на тебя, что все нормы ГТО сданы на «отлично». Характеризуют тебя именно как отличника боевой подготовки. Тебе что, в этом зрение помогало?

«Ого, прекрасная новость», — узнал я полезную информацию о себе, но решил тему не развивать, лишь добавив:

— В том числе.

— Молодец! — Похвалил меня Воронцов и, тут же опомнившись, спросил: — Что, память вернулась?

— Совсем чуть-чуть — обрывки воспоминаний.

— Ага. Понятно. Ну, глядишь, со временем всё и вспомнишь, — сказал он и предложил: — Давай помогу. Только ты имей в виду, я тут почти как крот, слепой, так что не спеши! Аккуратно передавай мне кирпичи, и я их буду складывать у стенки, — и вновь напомнил: — Только не спеши! А то уроню, и немец, чего доброго, услышит! Где мне встать?

Отказываться от помощи не стал. Отвёл его на «рабочее место» и стал вытаскивать кирпичи, передавая ему, а тот аккуратно складывал их на пол в углу.

Через пару минут мы смогли разобрать приличную часть кладки, дойдя до мешков с песком, которые лежали в самом низу на подоконнике.

Мешки убирать мы не стали. Для того чтобы вылезти на улицу, проёма было вполне достаточно.

Я не спеша залез на подоконник и достал из кармана пижамы револьвер.

— Пошли?

— Забабашкин, если всё получится, и мы угоним грузовик, ты помнишь, в какую сторону ехать? — спросил Воронцов.

— Вы же сами сказали, что туда, — показал направление. — Ориентир Луна.

— Да, вроде бы там выезд из города, лес и река. А за рекой наши должны быть.

— Помню, — прошептал я, вылезая в проём. — Погнали наши городских.

Аккуратно высунулся из-за стенки ограждения полуподвала, замер и ещё раз, но уже более пристально, осмотрел улицу. На ней по-прежнему никого видно не было, из окон зданий напротив тоже никто не