никаких наработанных связей, одна пустота в резюме. С маленьким ребёнком даже в кассирши не возьмут. А потом, сколько же этих кассирш надо, чтобы им всем работы хватило? Да и у её собственной компании перспективы, прямо скажем, в нынешних условиях так себе. Сегодня ей директор по персоналу жаловалась, что принято решение сократить до тридцати процентов персонала, а она даже не знает, как к этому подступиться. Одно дело человека за регулярные косяки увольнять, а совсем другое дело, прийти к хорошему работнику и сказать, мол, извини, но ты уволен. Лидиного отдела эти увольнения, слава Богу, по заверениям всё той же персональщицы никак не коснутся. Ещё бы! У Лиды в отделе и так после эпидемии ты да я да мы с тобой, оптимизировались и минимизировались в первых рядах как непрофильный персонал. А её саму уволят только в том случае, если вся контора целиком накроется. Но на этот случай у неё какая-никакая заначка в загашнике имеется, хоть и тает с каждым днём из-за этого дебильного курса. Вернее, тает не сама заначка, а её покупательная способность.

– Милая дама, не желаете ли прогуляться? – раздалось из кустов, символически отделяющих участок Лиды от соседского, и к террасе, где расположилась Лида с вином, опираясь на ходунки, проковыляла соседская старушка Елена Леонидовна. За ней следом, волоча инвалидное кресло, с трудом поспевала сиделка.

– Извините нас, пожалуйста! – Сиделка традиционно сделала несчастное лицо и закатила глаза.

– Я не с вами, дама, разговариваю. – Елена Леонидовна окинула сиделку презрительным взглядом. – Я имею желание обговорить с людьми очень важные вопросы. Нам есть, что обсудить конструктивно, и беседовать приятно о разных событиях. А с вами, милая моя, так и знайте, я всегда рада разные ля-ля-тополя, вы понимаете. – Старушка заговорщицки подмигнула Лиде.

– Спасибо, Елена Леонидовна, за приглашение, но я лучше дома посижу, только что с работы. Устала! – вежливо ответила Лида, хотя ей хотелось кинуть в старушку чем-нибудь тяжёлым, чтобы она перестала уже мучить себя, своих родных и ближайших соседей по Зябликам.

– Нельзя сидеть, движенье – это жизнь, – провозгласила Елена Леонидовна и резво поковыляла дальше. Сиделка матюгнулась, подхватила кресло и понеслась следом.

Соседи Лиды не сразу сообразили, что Елену Леонидовну поразил страшный недуг, а именно деменция. И не просто рядовой старческий маразм, как у большинства выживших из ума стариков и старух, которых регулярно показывают в телевизоре, где они выступают с какими-то требованиями и экспертными суждениями, а деменция Альцгеймерного типа. Оказывается, бывает и такая. Сначала бывшая профессорша, доктор математических наук и дама приятная во всех отношениях начала подозревать окружающих в воровстве её садовой мебели и цветов с клумб, потом в госизмене, терроризме и шпионаже, о чём неоднократно сообщала полиции по телефону, потом увлеклась вызовом скорой помощи, рассказывая, что помирает, а когда врачи приезжали, обнаруживали совершенно физически-здоровую крепкую бабульку и, соответственно отказывали ей в госпитализации, писала во все инстанции жалобы на их некомпетентность, халатность и тут же подозревала родственников в сговоре с докторами-убийцами. В апофеозе своей деградации, несмотря на отсутствие близ Зябликов общественного транспорта, Елена Леонидовна каким-то загадочным способом уехала в город и там явилась по старому адресу, где её семья когда-то проживала после войны, с требованием немедленно освободить помещение. Хорошо, что новый владелец квартиры случайно оказался грамотным врачом, сразу определил старушку в дурку, а сам поднял архивы и разыскал родных Елены Леонидовны, которые к тому моменту, одурев от горя, метались по городу в поисках пропавшей бабки.

По возвращении из дурки Елена Леонидовна перестала подозревать окружающих во всех смертных грехах, однако стала постоянно рваться куда-то в Пятёрочку и в Сберкассу. В связи с этим охрана Зябликов получила чёткое указание: бабку за ворота не выпускать ни под каким предлогом. Но старуха оказалась хитрая и изворотливая, всё же утекла, однако вскоре была обнаружена добрыми людьми на платформе станции Комарово, сдана в полицию, а там уже по номеру телефона, благоразумно пришитому дочерью к куртке матери, была передана обратно родным. После этого к ней уже приставили сиделку, но и тут свободолюбивая старушка отличилась, удирая от сиделки в очередную Пятёрочку, упала с крыльца и заработала перелом шейки бедра. Случилось это в самый разгар эпидемии ковида, и родные бабку пожалели, в больницу сдавать не стали, решили, это совсем не гуманно, всё равно что сразу в крематорий отвезти, мол, пусть уж дома помирает среди родных. Однако Елена Леонидовна помирать не стала, и лежать смирно в кровати, как положено бабкам с таким переломом, тоже отказалась. Правда, прыти у неё резко поубавилось, но она всё равно продолжила третировать население Зябликов, внезапно являясь в разных местах со своими ходунками и сиделкой за спиной, которая как верный оруженосец таскала за проворной бабкой её инвалидное кресло. Лида подозревала, что Елена Леонидовна хоть и сбрендила, но не настолько, как изображает, ведь она ни разу не удостаивала своим присутствием пляж и причал, чтобы уже рухнуть с него в ту самую лунную дорожку раз и навсегда, да и в декоративный пруд напротив террасы у Лиды на участке она ещё ни разу не свалилась. Как говорится, дурак-то дурак, но мыла не ест.

Телефонный звонок оторвал Лиду от размышлений об умственных способностях соседской старухи. Звонила её единственная и неповторимая старинная подружка Наташка Куприянова.

– Вересова, не спишь ещё? – поинтересовалась она.

Голос подруги раздавался на фоне какой-то музыкальной какофонии. Наташка в детстве окончила музыкальную школу, прекрасно пела и увлекалась разными новомодными музыкальными течениями, в которых Лида ни бельмеса не понимала.

– Смотря, кто спрашивает, – ответила Лида и демонстративно зевнула. – Чего тебе надо?

– Я тут подумала, что нынче мимо отпуска пролетаю.

– Почему это? – Лида сделала дурацкое лицо, как будто Наташка могла его увидеть. Язык чесался спросить, а что случилось?

– Ты цены в Турцию видела? – Наташка видимо тоже сделала дурацкое лицо.

– Крымнаш – всесоюзная здравница?! – Лида постаралась, чтобы её лицо стало самым дурацким. – Там наверняка дешевле. Многие хвалят.

– Иди ты! – справедливо послала подругу Наташка.

– А незабвенные курорты Краснодарского края: Анапа, Сочи, Геленджик?

– На поезде? Ты с ума сошла!

– Ах ты ж бедняжка, сплошные лишения. Как страшно жить!

– Всё пучком. Я решила к тебе приехать, – объявила наглая Наташка. – Мне необходим отдых, надо, в конце концов, свежим воздухом хоть немного подышать. Не ехать же в наши пригородные пансионаты, когда у подруги целый дом у озера простаивает.

Это прозвучало вполне логично, если не считать, что согласия Лиды никто вроде спрашивать даже не собирается. Но Наташка