Шрифт:
Закладка:
Весь в блевотине, собственной крови из разбитого лица и вытекших таки мозгах Михалыча, я выбрался из-под тяжёлого тела и на карачках пополз по лестнице к себе в квартиру. Раздавшийся сзади хищный рёв дизеля снова заставил меня взвизгнуть и рвануть с ускорением. Дверь удалось захлопнуть перед самой мордой атаковавшей черной твари, пару секунд я слушал скрежет когтей по железу, потом топтание по двери, которое стихло где-то сверху. Выглянул в глазок. Тварь сидела на потолке и крутила башкой. Потом так же по потолку метнулась к окну и исчезла из виду.
Без сил я плюхнулся прямо в коридоре, сбив стоящий рядом карабин, который грохнулся об пол. Схватил его в испуге, прижал к груди как родного. Прислушался. На улице в отдалении молотили на разные лады ружья, автоматы, тяжело стучали пулемёты. Вопили на разные лады сигналки машин. А ещё был вой. Вой ужаса, безнадёги, отчаяния. У нас в доме, в доме напротив, и дальше. Город выл, умирая, перемежаясь с рокотом адских тварей. Запах горелой резины проникал через разбитое на кухне окно, слышался топот ног и лап по осколкам битого стекла. Крики о помощи. Гул далёкого взрыва эхом заметался между домами.
Протерев залитый кровью левый глаз я снова сбросил охотничий патронташ и нацепил привычный подсумок. Снова достал из сейфа ИЖак, засунул два патрона и оставил ружьё там же, у двери в комнату. На создаваемый при этом шум откровенно наплевал - по сравнению с тем адом, что творился на улице, это было каплей в море. В окне рокотали твари. Рядом с домом прорычала какая-то тяжёлая техника, и вдруг загрохотали тяжёлые очереди выстрелов. В комнате лязгнуло стекло, дробно стукнуло, с полки шкафа у окна полетели веером на пол стопки футболок, носков и труселей, кофт и прочего барахла. С потолка упала и разбилась люстра, посыпалась пыль, и куски плиты перекрытия со щебнем шрапнелью стеганули по стене, сбив семейную фотографию. На потолке, которая на самом деле пустотелая плита перекрытия, появились дыры. Я закрыл глаза и зажал уши руками, вжался в проем входной двери. Бежать то некуда! В коридоре твари. А тут маленькая однушка - кухня, комната да сортир. Блин, ванная же! Обругал себя за тупость. Снова на карачках и грохоча карабином по полу я прополз в совмещённый санузел и свернулся в позе эмбриона рядом со старой чугунной ванной, вцепившись обоими руками в Плаксу. Через некоторое время стрельба и рёв техники стали удаляться, наступила тишина. Я выбрался из ванной. В воздухе висела пыль, горло тут же засвербело. По раскиданным вещам, битому цементу и другому хламу пробрался в комнату. Разгром, лютый разгром! Дверцы шкафа, упертые в подоконник, тоже зияли отверстиями. Дыры были и в стене, с маленьким диаметром снаружи и вывороченными кусками со стороны помещения. В бетоне торчали прутья арматуры.
С карабином наперевес отодвинул пыльную дырявую штору, которой закрыл ранее щель между откосом и сдвинутым к окну шкафом, и начал вглядываться в густеющую темноту. Увидел стоящий чуть поодаль БМП, рядом озирающиеся бойцы водили стволами в поисках целей. Около них вповалку валялись груды тел тварей. Много, очень много тел. Складывалось ощущение, что твари пёрли на солдат сплошной лавиной. Возможно, так оно и было.
Тут среди бойцов началась суета, послышались короткие команды. Солдаты разошлись в стороны, один боец распахнул десантные люки сзади БМП, остальные вскинули автоматы и изготовились к стрельбе. Ещё один, видимо командир, заорал кому-то, кого я не видел из-за неудобного угла зрения и замахал руками. Я и так и этак пытался разглядеть, кому он так орёт, но узкая щель не позволяла этого сделать.
Но тут в поле зрения и свете прожекторов бронемашины появилось с десяток человек, которые со всех ног бежали к солдатам, а те начали короткими отсечками стрелять по тварям, бегущим за людьми следом. Твари кувыркались и падали, в росчерках пуль мелькали трассеры, бойцы спешно перезаряжались, командир махал руками и орал, чтобы люди не перекрывали сектор стрельбы. А я... Я не понимал происходящего. Точнее, я понимал, что солдаты изо всех сил пытаются спасти людей. Не понимал я, как ребенок от силы семи лет может не отставать от взрослых, огромными скачками несущихся к солдатам. Его никто не держал за ручку, не тащил за собой, а он просто несся к солдатам. В толпе таких же... в толпе таких же окровавленных, перемотанных бинтами и просто тряпками людей. А людей ли? В памяти ярко вспыхнуло видение хари бывшего Михалыча. Черные, как сама тьма, глаза. Руки сработали сами собой, без участия мозга, оцепенело переваривающего видение. Ещё не осыпались осколки от выбитого стволом СКСа куска стекла, чудом торчащего в стеклопакете, как я заорал во всю мощь почти не прокуренных лёгких:
- Стреляйте! Стреляйте, это не люди!! Да стреляйте же, идиоты!!
И вскинул "Плаксу", выцеливая в оптику фигуру человекоподобный твари.
Не успел. Передние ряды тварей, бывших недавно людьми, уже добежали до бойцов, делающих знаки руками и просящих "беженцев" уйти с линии огня. А твари-люди (а как их ещё вызвать?!) припадали на четыре конечности и совершали гигантские прыжки. Они сбивали солдат как кегли, тут же вгрызаясь им в руки и ноги, не защищённые бронёй. У бронемашины сразу началась свалка, в которую черными торпедами влетали и твари на четырёх ногах, волной захлестнув сопротивляющихся погибающих бойцов. Бронемашина взревела, дёрнулась, но в распахнутые двери уже врывались монстры, устраивая кровавую баню механику-водителю и пулемётчику. БМП крутанулся, вспахивая траками асфальт, и замер. Фары моргнули и стали светить тусклее, двигатель заглох.
Отошел от окна, штора заколыхалась и закрыла просвет. В комнате было уже совсем темно, и я, оглушенный развернувшейся на моих глазах трагедией, как сомнамбула уселся на диван. Даже не обратил внимание на грязь и пыль на покрывале, и куски битого бетона под седалищем. Протер грязной ладонью кровоточащую ссадину на подбородке, вытер руку о джинсы. Пришло абсолютно чёткое понимание, что самому отсюда не выбраться. Собственно, приплыли, это финиш. Будь ты хоть десять раз крутой, без поддержки бригады специально обученных