Шрифт:
Закладка:
Прокуратура оглядывается: где? кого? куда? А за что – это наша забота.
Власть оглядывается: кто хочет меня? Кого хочу я? Какая сволочь претендует? Кто с полным желудком? Все голодают… Допросить, чтобы быть в безопасности.
Оглядывайся, чтоб прибить.
Оглядывайся, чтоб уцелеть.
А чтоб цели добиться – не оглядывайся.
прямо и смотри прямо.
Если есть цель – уставься и всё делай.
Ешь, не отрывая глаз от неё.
Это как за рулём.
Когда в узком месте на цель идёшь – пройдёшь в миллиметре.
Когда просто оглядываешься без цели – себя подставишь.
Иди прямо и смотри прямо. Ты глаза не отрывай. А руки сами работу сделают.
Я за жизнь без цифр
Жизнь прекрасна без цифр. Всё, что выражают цифры, – всё мне не нравится. Это конфликты с друзьями, с соседями.
Это тайные вздохи и ваша внезапная мрачность.
Это пересчитывание ночью шёпотом.
Это килограммы на весах, это минуты на часах.
Это дроби гипертонии, это пульс, диоптрии, анализы, растраты, долги и проигрыши в казино.
Это зарплаты, пенсии и продолжительность жизней, это штрафы, нарушения, цены на базаре.
Что вам из этого нравится?
А часы приёма, время работы и количество взятки?
Всё, что в цифрах, чревато скорым концом или крупными неприятностями.
Есть и радости, конечно, но они такие скоротечные, такие мелкие и, главное, втягивают вас, приучивают, развивают привыкание к цифрам.
Вы от своих цифр перебрасываетесь к чужим, мечетесь между своими и чужими цифрами.
И они вас убивают – и свои и чужие. Вас убивает сравнение.
А тот, к чьим цифрам присматриваетесь вы, тоже присматривается к чьим-то цифрам.
Ну, казалось бы, ему-то зачем, а тоже не спит, тоже переживает, свои сравнивает, страдает, губами во сне шевелит, проценты, доли во сне делит-вычитает.
Разве успокоится он когда-нибудь?
Когда-нибудь? От чего-нибудь?
Тот, кто ушёл в цифры, разве перейдёт к жизни слов, снов и прикосновений?
Не перейдёт он.
Мир цифр – мир наркотический.
Зависимость обоюдная.
Ты страдаешь от них, они страдают от тебя.
Господи! Да война – это цифры.
Война – это война цифр.
Человеческие крики за цифрами.
Человеческие раны за цифрами.
Кто управляет нами – управляет цифрами.
За цифрами стоят, сидят, лежат больные, здоровые, раненые, озверевшие и ставшие одинокими.
Да он разве видит?
Да он разве расстраивается?
А за кого переживать?
Там же цифра «один» встречается, только когда он говорит о себе.
О всех других пошли нули.
Количество нулей убитых и взорванных.
Эти нули строем идут, в грузовиках едут, в подлодках тонут и даже в театрах аплодируют. Пока…
Пока не загремел мир цифр, все мы стоим, лежим, любим и детей держим в строгости – для следующего поколения цифр.
Как цифры потоком – значит, война, значит, кончились личности, закончились арии, смыслы, метафоры и колыбельные.
Эй, нули, Родина вас зовёт вперёд!
Мы у них
Самая изощрённая фантазия иностранных режиссёров нашу жизнь воссоздать не может: они не знают грязь, покрытую толстым слоем лжи, или ложь, покрытую слоем грязи.
Настороженность и радость при виде того, что плохо лежит.
Или женщин, перетаскивающих рельс.
Или лёгкую немытость под смокингом.
Или грязный «Роллс-Ройс» с мигалкой.
В этом больше смысла, чем в многодневной поездке по Сибири.
Это туалет в огороде. Без задней стенки.
Мол, всё равно к реке выходит, то есть забота об окружающих, не о сидельце.
Как показать нас в виде прохожих, когда мы прохожими не бываем.
Мы ищем! Еду, деньги, справки, документы, одежду, лекарства.
Мы поём то, что наши музыканты заимствуют у них.
Как же их режиссёры выйдут из этого положения?
Что же – они будут показывать свою копию, превращённую в пародию?
Они думают, что мы над ними смеёмся.
А мы не смеёмся – мы так подражаем.
Это у нас такой джип, такой фильм, как у них, такая песня.
Это наше, хотя и ихнее.
Долго поливать грязью, а потом создать такое же, но хуже, и уже окончательно возненавидеть ихнее.
Как это всё показать, раскрыть, понять?
А будто в Советах мы не выкрадывали чертежи, формулы, изделия и, копируя, делали настолько хуже, что сам Сталин орал: не трогайте, копируйте все-все дырки, все трещины, потому что у вас работать не будет.
Так говорил кумир нации её элите…
Поэтому! Ах, поэтому, опять и опять – царские генералы, статские советники и что-то ещё, одетое не как все, дикое ретро в соболиных шубах.
И они, изображая нас, становятся абсолютно ненормальными.
У них в кино мы придурки.
И вроде даже их героев ловко преследуем и обманываем.
Мы там – они придуманные.
Так как, приступая к нам, они сами теряют человеческий облик и надевают на нас всех какие-то погоны, галифе – такие мы у них злодеи в сапогах от Диора и в гимнастёрках от Версаче.
То есть, изучая жизнь в России, ты или изучишь и подохнешь, или подохнешь, но не изучишь.
Повторяюсь.
Нам нужно жить отдельно.
Отдельно петь, пить, читать и говорить.
Что мы и делаем.
Пока мы не начнём медленное взбирание, которое когда-нибудь назовут восхождением.
На приёме у больного
Чтобы успокоиться, нужно говорить не с вашим лечащим врачом, а с его больным.
И сразу – то ли оттого, что он жив ещё, то ли оттого, что он не знает, что с ним, то ли оттого, что он не хочет знать и вообще рад видеть кого угодно, вы мгновенно успокаиваетесь и понимаете, что паниковать надо было раньше, и вспоминаете, что паникёры – очень здоровые люди, редко попадающие в пожар, наводнение, воровскую компанию или алкоголизм.
Так что ваша компания – не врач.
Ваша компания – его больной.
С вашим диагнозом.
Целую.
Такое состояние
Это я внутри произнёс с грузинским акцентом.
– Слушай! Я ехать дальше не хочу. И домой не хочу. И спать не хочу. И кушать не хочу. И пить не хочу. Ничего не хочу.
Вот такое состояние.
И здесь сидеть не хочу.
И там сидеть не хочу.
И читать не хочу.
И писать не хочу.
Я вообще устал хотеть.
Ничего не хочу.
Вот такое состояние.
Никуда не хочу.
Умирать не хочу.
И жить не хочу.
Вот такое состояние.
Что посоветуешь?
Какие лекарства?
Против чего?
