численности нового «служилого» дворянства. Было выдвинуто и настойчиво отстаивалось требование отмены чинов. Приверженцами этой меры были Николай I и его преемники. В записке «О народном, воспитании», составленной по поручению Николая I, А. С. Пушкин в ноябре 1826 г. писал: «Чины сделались страстью русского народа… В других землях молодой человек кончает круг учения около 25 лет; у нас он торопится вступить как можно ранее в службу, ибо ему необходимо 30-ти лет быть полковником или коллежским советником… Конечно, уничтожение чинов (по крайней мере, гражданских) представляет великие выгоды; но сия мера влечет за собою и беспорядки бесчисленные, как вообще всякое изменение постановлений, освященных временем и привычкою». Сторонники сохранения чинов полагали, что отрицательные последствия чинов могут быть устранены без отказа от них в принципе. Апологетом чинов выступил министр народного просвещения граф С. С. Уваров — автор известной реакционной формулы «православие, самодержавие и народность». В 1847 г. он подал Николаю I записку, в которой доказывал, что чины есть «орудие столь могущественное, что доколе оно останется в руках властителей, едва ли что-либо может поколебать самодержавную власть в ее основаниях». «В гражданской жизни всех европейских народов, — развивал Уваров свою идею, — отличие определяется и достигается или родом, или богатством, или дарованием. Там… только три пути к высшим слоям общества».. В России иначе. «Известно, что у нас… гражданское значение всех и каждого зависит от степени, которая определяется по усмотрению высшей власти» в зависимости от «службы престолу» и отечеству. «При таком положении потомок Пожарского и потомок Минина должны наравне искать благоволения правительства, заслуживать офицерский чин. Граф, Шереметев, вступая во владение обширным поместьем, обязан прежде воздать правительству по мере сил дань личною службой. Карамзин оставался бы скромным писателем, если бы взор монарший не поставил его в общественном мнении на равную степень с вельможами… Отчего Россия… так пристрастилась к этому порядку, что изменение его считала бы не приобретением, а ущербом? Россия любит в Табели о рангах торжественное выражение начала, славянским народам драгоценного, — равенства перед законом, дорожит знамением мысли, что каждый в свою очередь может проложить себе путь к высшим достоинствам службы». Уваров предсказывал, что уничтожение или даже ограничение «закона о чинах произведет в общем мнении несомненное потрясение, отчасти похожее на смятение». Государственная служба утратит «нравственное могущественное привлечение», дворянство отойдет от нее, и служба «вся перейдет в руки так называемых чиновников, составляющих уже у нас многочисленное сословие людей без прошедшего и будущего…, похожих на класс пролетариев, единственных в России представителей неизлечимой язвы нынешнего европейского образования». Последнее опасение особенно подчеркивалось: «…быстро образуется новый разряд людей с особенными понятиями, с особенными предрассудками и мечтами, менее привязанных к правительству, а более занятых собственными выгодами». Как видим, записка Уварова представляла собой манифест реакционного курса внутренней политики, в котором чинам придавалось поразительно большое значение.

Ознакомившись с запиской С. С. Уварова, Николай I написал на ней: «Много весьма справедливых мыслей». Однако современники, которым содержание записки стало известно, отнеслись к ней критически. Так, упоминавшийся уже В. Я. Стоюнин высмеял рассуждения Уварова о «равенстве перед законом» граждан России. Он же указал на одну из главных причин, вызвавших уваровскую записку: «Русский вельможа испугался, что с уничтожением Табели о рангах пропадет сила высшего сословия, потому что людям со связями и протекцией чины добывать было легко».

Хотя на протяжении второй половины XIX в. вопрос об отмене чинов (или о реорганизации системы чинопроизводства) неоднократно рассматривался в правительственных верхах, они все же просуществовали до 1917 г. без сколько-нибудь существенных изменений. Решающее значение при этом имели соображения, подобные выдвинутым Уваровым, и сопротивление этой мере самого чиновничества.

ДВОРЯНСКИЕ ТИТУЛЫ, ГЕРБЫ И МУНДИРЫ

ДВОРЯНСТВО

Свод законов Российской империи определял дворянство как сословие, принадлежность к которому «есть следствие, истекающее от качества и добродетели начальствующих в древности мужей, отличивших себя заслугами, чем, обращая самую службу в заслугу, приобретали потомству своему нарицание благородное. Благородными разумеются все те, кои от предков благородных рождены, или монархами сим достоинством пожалованы». Неясность этого определения вполне соответствовала неясности самого понятия «дворянство» в представлении современников. Один из дворянских публицистов конца XIX в., задавшись вопросом «Что такое дворянин?», должен был признать, что «общее понятие, скорее чувствуемое, чем осознаваемое, слова «дворянин@ является в виде неясного представления чего-то избранного, привилегированного, неодинакового со всеми остальными людьми». Некоторая растерянность цитированного автора объясняется действительно сложным, разнородным составом дворянства к концу XIX в.

Как было зафиксировано в «пунктах» к Табели о рангах, ко времени ее введения «многократно оказалось, что некоторые себя дворянами называют, а подлинно не суть дворяне, иные же своевольно герб приняли, которого предки их не имели». Поэтому Петр I подтверждал, что «никому, кроме нас и других коронованных глав, [не] принадлежит, кого в дворянское достоинство гербом и печатью пожаловать».

Делая попытку объяснить читателю в общем виде, что же такое дворянство, следует прежде всего определить его как сословие, т. е. особый в правовом отношении слой феодального общества, исторически сложившийся в России к началу XVIII в. и окончательно юридически оформленный Жалованной грамотой дворянству 1785 г. В идеальном случае дворянин — это помещик, т. е. владелец земель и крепостных — основной производительной силы феодального общества. Именно в таком качестве дворянин-помещик являлся главной социальной опорой царизма. В своем имении он выступал отчасти как агент верховной власти, ответственный за поступление налогов с крестьян, исполнение рекрутской повинности, благосостояние населения, за сохранение общественного спокойствия и т. п. Право владения населенными землями и получения с них доходов неразрывно связывалось с обязанностью дворян служить царю и отечеству. Еще указом 1701 г. было категорически определено, что «все служилые люди с земель службу служат, а даром землями никто не владеет». Здесь под землями имелись в виду поместья. Но затем указом 1714 г. к ним были приравнены в правовом отношении и вотчины. Богатство рассматривалось прежде всего как условие независимости и возможность целиком посвятить себя саморазвитию, государственной службе и ведению рационального хозяйства. Однако далеко не все дворяне-помещики были действительно богаты. Министр народного просвещения николаевского царствования князь К. А. Ливен писал, что «линия дворянского сословия столь необозримое имеет у нас протяжение, что одним концом касается подножия престола, а другим почти в крестьянстве теряется». Случаи, когда дворяне, даже титулованные, не имея других средств к существованию, занимались хлебопашеством, действительно имели место в России.

В результате отмены крепостного права, в 1861 г. дворяне лишились права владения крестьянами. Их хозяйства стали, хоть и медленно, эволюционировать по капиталистическому пути. Усилился процесс обезземеливания дворянства. Вместе с тем возросли притязания дворянства на участие в политической власти, в частности на