Хотя нет, за окошком в соседней комнате виден кто-то, как и сам давеча, с трубкой капельницы. Пробую подняться, получается, еще и есть, за что держаться. Как внутренне не противился, а штанга с палочкой на цепочке пригодилась. Теперь хорошо видно нового пациента, днем там никого не просматривалось. Когда сосед появился, не припомню, может, и раньше там находился, просто не заметил? Не мудрено, сам или сплю, или под лекарствами.

Видимо, тому пациенту похуже, чем мне, раз в специальном боксе с системами жизнеобеспечения. Похоже, что подключены, потому, что слышны негромкое гудение и попискивание аппаратуры. На стене, в большом белом ящике со стеклянной дверцей, мигали датчики и огоньки на панелях. Теперь, без яркого солнца, хорошо видно. Снова сажусь на койку. Вспоминаю, что вчера вечером что-то похожее стояло рядом со мной. Видимо, такое оборудование мне уже не требуется, укатили обратно. И на том спасибо.

Чем больше отхожу от сна, тем сильнее ощущение «не того». Не так должно быть, не так. Даже самые недисциплинированные сестры минимальных обязанностей не забывают. На звонки, худо-бедно, прибегают. Тем более, здесь, в «Пятерке»! И почему этот дебильный фильм не кончается? Снова истерические крики и грохот на нижних этажах. Опять осторожно пробую встать, немного шатает, но опыт уже есть, теперь поднимаюсь уверенно. Плитка не такая уж и холодная, но тапочки не помешали бы. Спинка, тумбочка, соседняя койка, так постепенно пробираюсь к двери, где размещается дежурная по блоку.

«Правильно доктор говорил, надо меньше в голову пускать вздор и поменьше волноваться. Заодно и санблок посетить не помешает», - так успокаиваю себя, хотя на душе неспокойно. Может, от того, что давно не лежал в больнице, такое состояние при лечении и бывает обычно? Вот так, пошатываясь, в полумраке наступающего вечера, открываю дверь и захожу в «дежурку». Там, как и ожидал, никого, дверь в коридор тоже прикрыта. Вот в вестибюле освещение имеется, яркий след из образовавшейся щели словно делит «сёстринскую» на две части.

Надо бы включить освещение и здесь, а то полумрак навевает уныние. Но сразу выключатель не отыскал, так и прошел до туалета, зажег свет там. Заодно умывшись, ощутил себя чуть бодрее. Разглядев рядом с дверью одежный шкаф, с радостью нашел свою одежду, света лампы из санузла хватило. Правда, куртки нет, но костюм с рубашкой на одинокой вешалке и даже офисные туфли там, внизу, причем, с носками. Хватит полуголым ходить, оделся, ощутив некоторый прилив сил. Или теплее стало? Теперь-то что делать? Подошел к столу дежурной сестры, там телефон с надписью на бумажке под прозрачным скотчем на боку «Отделение реанимации и интенсивной терапии». Под стеклом список номеров, ну, хоть что-то для начала! Включаю настольную лампу и снимаю трубку. Гудок есть, можно звонить.

Первым делом в регистратуру. В трубке длинные гудки… Дежурный по терапии, по хирургии, ординаторские, «процедурка», приемная главврача… Ничего, никто не берет трубку. А сколько сейчас времени? Оглядываюсь, над окошком в палату большие круглые китайские часы. Стрелки показывают только шесть вечера. Должен хоть кто-то оставаться, хотя бы дежурные в отделениях?

Так, а на этом телефоне выход в город через «девятку» или «восьмерку»? Пробую по очереди, пытаясь вспомнить хоть какие-то номера. Как назло, в памяти нет ничего, кроме домашнего номера. Ну, хоть с ним попробую. С «девяткой» не проходит, а вот на «восьмерку» следует длинный гудок. Быстро добавляю цифры номера, длинные гудки... После шестого или седьмого кладу трубку. Кто может быть дома, даже кота больше года, как нет. Еще кого вспомню, только родителей, но ведь они на дачу хотели ехать... Нет, родительский номер так и не отвечал... Брат, у него простой номер! Но и там без ответа, понятно, и сам на дежурстве, и жена на вечерней смене. А Марик гуляет, как обычно, не любит дома сидеть…

Если с наскока не вышло, посмотрю в ежедневнике, там нужные номера записаны, если вещи здесь, то и портфель рядом. Прежде, чем вернуться в палату, надумал выйти в коридор, может, там кого-то увижу? Так же осторожно подхожу к двери, открываю, жмурясь от показавшегося ослепительно ярким света ламп на потолке. Вестибюль пуст, никого не видно. Слева только пожарный ящик на стене и дверь на лестницу. Рядом еще одна, большая, двустворчатая, тоже остекленная, в тамбур лифта. Лифт помню, как поднимали в казавшейся огромной кабине, где умещались, кроме носилок, еще врач и медсестры.

Правая часть вестибюля тоже заканчивалась дверями, но глухими, без стекла, что за ними, неизвестно. Еще одно отделение, судя по вывеске, хирургическое. И застекленная дверь, на вторую лестницу. Между ней и окнами массивная двустворчатая дверь столовой. Почему так подумал? Во-первых, оттуда по вестибюлю веяло запахом казенной еды, но не слишком сильным. Во-вторых, слева от входа, над ящиком с огнетушителями, висела большая вывеска, которую вполне мог прочитать, и где так прямо и написано. Движения там тоже никакого не заметил. Но, может, внутри кто-то остался? Хоть хлебца и чая попросить. Снова неторопливо, на всякий случай, не отходя от стены, дошел до столовой и подергал за ручку. Заперто, чему удивляться. Помню, когда отец в больнице лежал, рассказывал, что ужин там чуть ли не пять часов, не зря домашнюю пищу попеременно с мамой и братом отвозили.

Раз не повезло с едой, а нахожусь в коридоре, и не падаю, хоть посмотреть, что во дворе делается. Так же осторожно подхожу к большим окнам, перед которыми стоит диван. Когда-то роскошный, но давно списан по старости в «коридорные». Это как раз с руки, подхожу и присаживаюсь на массивный подлокотник.

Во дворе еще светло, можно наблюдать без помех. Двор как двор, смотреть особо не на что, почти все под асфальтом, только кусочек прошлогодней пожухлой зелени под окнами. Остальное перегораживают хозяйственные постройки из такого же красного кирпича, как и сама больница. То, что хозяйственное, даже мне понятно, полтора этажа, если считать полуподвал, невысокие окна, грузовая дверь под навесом, с заглубленным асфальтированным спуском. Дальше, за забором, еще пара старых двухэтажных домов. Почти закрывают вид на улицу, не разглядеть, что за ними. Справа мешает смотреть больничный же корпус, сильно выступающий во двор. Четыре этажа, труба вентиляции на стене до крыши, окна первого этаж зарешечены. Слева видно чуть лучше, но лифтовая шахта, если это она,