Андромеда 

когда меня поставили к столбу

отечества недрогнувшие руки,

когда бранили бойкие старухи

и наготу мою и худобу,

когда любой слюнявый идиот

таращился на бедра и живот,

я ожидала этого, который,

восстав из вод, прикончит этот сброд.

звала его, но сверху пал другой,

такой же бедолага и изгой,

как я сама, но с молнией в горсти,

и рот зажавши темными руками,

смотрела я, как одевает камень

того, что так спешил меня спасти.

Даная

было мокро и тепло и стрижи кроили тучи,

он вошел и глянул так, что мороз пошел по коже.

повернулся и сказал, что бесспорно будет лучше,

если я подохну здесь и щенок поганый тоже.

ускользая на закат, одинокий бледный лучик

точно нож дрожал в изножье у распахнутого ложа.

я кричала из окна — батя, это будет внучек,

крутолоб и светлоглаз и на нас с тобой похожий!

точно гром его шаги, как тиски его объятья.

погляжу перед концом в багровеющее око.

никуда не унести тяжелеющее тело.

никуда не убежать в слишком тесном белом платье.

никому не рассказать, как темно и одиноко.

то ли ветер дверью хлопнул, то ли ласточка влетела.

Горгона

я глядящая из глазниц любого

погремушкой гремящая черепной костью

эй готовьте ваши галушки борщи пилавы

принимайте гостью

у меня и для вас угощенье давно готово

вот они ваш орел двуглавый ваш змей триглавый

за столом сидят лакают свинец и олово

меряются силой и славой

это я ее отмеряю вам полной горстью

это я свищу в свое золотое горло

над земною полостью

это у меня на обеих крылах наколото

ни один персей не ухватит меня за волосы

ни один пегас не спрыгнет в цветы и травы

красота моя безупречна поскольку брезгует плотью

Хор

убитые встают, в аорте их вода,

убитые встают, сейчас и навсегда.

отдай мою шинель! гори моя звезда!

ты слышишь, бедный мой? они идут сюда.

над лучшим из миров лежит ночной покров

и пучится землей отрытый наспех ров,

скорей вбивай центон! скорей кусай патрон!

на пустошах, где сон и страшный турворон.

пусти ему ихор! дери ему вихор!

греми, воздушный хор, пока не кончен спор!

так дуй в свою трубу, свисти в свою судьбу

из дырочки в паху и дырочки в зобу,

пока не кончен бой подвижного стекла,

пока живая кровь в канавы не стекла,

пока отважный гек и смертоносный чук

срастаются навек, штурмуя каланчу,

где снайперша, склоняясь со страшной высоты,

прохожим раздает багряные цветы.

ПОЧТАЛЬОН

И вот он стучится в  дом,

И те, кому хватило силы,

И те, которые двигаются с трудом,

Ему  стаканчик подносили

И заходить скорей просили.

Сначала травы колосились,

А после покрывались льдом.

А он садится у стола,

Пустого крестится угла,

И речь он сам держал сначала,

А после речь его вела.

«Любезны мама и отец!

Я здесь лежу как есть мертвец

Я больше не увижу света

И тот, кто вам расскажет это

Есть мой посланец и гонец

Но несмотря что я безглас

Его посредством вижу вас

И всем передаю приветы

В краю берез родных осин

Я был и есть ваш верный сын

И кстати передайте Оле

Что я любил ее у в школе».

И вот он проходит оврагом логом,

Где кроты и прочие шестиноги

Уж никак не более недотроги

Чем газетная выгоревшая бумага,

На которой нарисован план операций,

И которая годится на подтереться.

И ветер приходит с севера с юга,

А он проходит лесом и лугом,

А он проходит берегом плоским,

И полем, нарезанным на полоски,

И облако в виде посмертной маски,

Запутавшись, виснет в ветвях березки,

Где голубь трубит, оттопырив губы,

И стонет влюбленно его подруга,

А он опять становится на постой:

Вот — он заходит и крестится на пустой

Красный угол.

«Друзья былые и родня

Примите этого меня

Пришедшего оврагом логом

Я к вам спешил посредством тела

Что упиралось не хотело

Поскольку мертвым есть пределы

Но нет пределов для меня

Я помню палисадик белый

И деревянного коня

Красотка обними-ка друга

При них при всех при свете дня

Лишь с ней тебе я изменял

В меня влетающей упруго

Так передай соседке Оле

Что не люблю ее я боле»

И зеленели зеленя,

А после зарастали вьюгой.

И вот он проходит тропой такою,

По которой кабаны идут к водопою,

И их вожак с человеческой головою

Говорит ему — сегодня нас стало двое.

Оврагом логом, по темным крутым дорогам

Этот шел ко мне, чтобы поговорить о многом.

Я, говорит, давно наблюдаю эти

Огни над лесом — через каждые два на третий

День — и что там, скажи, летает печальным строем,

Покуда мы тут во ржи над пропастью землю роем?

Он отвечает — это живые души

Двоякодышащих, выбравшихся на сушу,

Забивающих ядра в казенную часть и в жерла,

Распевающих «сильный державный» и «ще не вмерла».

 — Нет, отвечает вожак, это там за лесом

Испускает свет то, что зовут прогрессом.

И вот он снова проходит оврагом логом,

Где круглые солнца