государств. Обе стороны холодной войны в неимоверных количествах поставляли оружие своим союзникам, а в случае Сомали оно поступало то из капиталистического лагеря, то из коммунистического. Значительная часть этого оружия была полностью задействована во многих гражданских конфликтах, раздиравших развивающийся мир после холодной войны, а развитые страны до нынешнего момента остаются крупнейшими поставщиками оружия в мире.

Перспективы международных усилий по наведению правопорядка

Международные организации и объединения развитых государств часто могут быть полезны в качестве посредников в переговорах о прекращении огня и заключении мира, а после достижения мира они иногда могут предоставлять гуманитарную помощь и поддерживать экономическое и политическое развитие. Хотя, как отмечено выше, международное вмешательство зачастую оказывалось ошибкой и лишь усугубляло ситуацию, некоторые операции все же, видимо, достигали своих целей, пусть зачастую довольно беспорядочными или неуклюжими способами. «Люди получают питание, и заключается хрупкое перемирие», – так характеризует результат этих усилий Мэри Калдор[456]. Например, эскалацию насильственного конфликта на Кипре, вероятно, удалось предотвратить благодаря продолжающемуся уже несколько десятилетий вмешательству международного сообщества, в Камбодже положение дел улучшилось благодаря присутствию различных внешних миссий, а Босния и Косово, похоже, успокоились под международным присмотром, хотя уровень преступности там по-прежнему значительный.

Однако развитые государства склонны к уверенному вмешательству (самостоятельному или в составе международных структур) только в том случае, если они считают, что их интересы существенно затронуты, либо если оказываются в ловушке, которую сами же и создали. Но даже в этом случае вмешательство будет сопровождаться огромными опасениями по поводу слишком больших потерь. К проблемам, которые могут время от времени привлекать внимание развитых стран, относятся международный терроризм, распространение оружия массового уничтожения среди так называемых государств-изгоев, контрабанда наркотиков в развитые страны, локальные угрозы поставкам на международный рынок значимых товаров, например нефти, и потоки беженцев, которые причиняют развитым странам проблемы и обходятся им большими издержками. Но в большинстве случаев они, вероятнее всего, будут рассматривать гражданские конфликты и катастрофы, устраиваемые порочными режимами на своей территории, как не слишком актуальные для их интересов и поэтому решат оставаться в стороне. Рискованные, утомительные и неблагодарные миссии, которые развитым странам кажутся сугубо гуманитарными, не приносят особого успеха – у развитых стран к таким мероприятиям просто не лежит душа.

Таким образом, представляется очевидным, что действительно эффективное и систематическое решение проблемы гражданской войны и жестоких режимов не лежит в плоскости военно-полицейских интервенций, проводимых развитыми странами. Но можно найти и еще один выход.

Глава 9. Угасание войны. Объяснения и прогнозы

Эта книга посвящена признакам угасания войны. Чуть ли не на всем протяжении истории человечества этот почтенный институт считался естественной, неизбежной, а зачастую и желательной составляющей взаимоотношений между людьми. Однако за последнее столетие он, похоже, утратил свою привычную приемлемость и уходит в прошлое примерно таким же образом, как некогда стали достоянием истории рабство и дуэли. Хотя возможность войны как таковой сохраняется, самая обсуждаемая ее разновидность – большая война, или война между развитыми государствами, – становится все менее вероятной, поскольку эти страны контролируют собственные судьбы и пришли к решению, что война друг с другом не должна входить в их планы. Сегодня даже на подсознательном уровне мы не допускаем возможности войны между странами развитого мира, многие из которых, как Франция и Германия, раньше были врагами. Война между ними не рассматривается как один из сценариев развития событий – его даже теоретически придется отвергнуть не в силу его нерациональности, а потому, что он абсурден[457].

Примерно той же траектории, видимо, следуют и многие другие формы войны, включая межгосударственные войны в целом. Из всех разновидностей войны сохраняются преимущественно гражданские конфликты, многие из которых представляются совершенно неотличимыми от организованной преступности или высокоинтенсивного криминала, а также военно-полицейские интервенции – спорадические и не предполагающие больших потерь усилия развитых стран по прекращению тех гражданских войн, которым удалось завладеть их вниманием, и смещению тех немногих режимов, которые развитые страны считают злонамеренными. В попытке истолковать эту примечательную историческую тенденцию мы делали акцент на изменении отношения к войне как главной независимой объяснительной переменной, уделив особое внимание предпринимателям от идеологии, которые разработали и «продали» общественности некогда новую идею, что от войны следует отказаться.

В этой главе мы рассмотрим три вопроса. Во-первых, угасание войны необходимо поместить в более широкий контекст. Во-вторых, нужно оценить альтернативные объяснения этого процесса, которые не сосредоточены на изменении отношения к войне как институту. В-третьих, необходимо дать экстраполированный прогноз, изучив вероятность того, что война, которая и так уже, в сущности, сведена к криминальным пережиткам, в будущем полностью исчезнет.

Угасание войны в широком контексте

Явное угасание войны или же по крайней мере наиболее обсуждаемых ее разновидностей может быть составляющей более масштабной, присутствующей по меньшей мере в развитом мире тенденции к отказу от приемлемости ряда форм преднамеренного, умышленного убийства. Например, на протяжении столетий шли на спад детоубийства и человеческие жертвоприношения, хотя, как напоминает Барбара Эренрайх, некогда эти «практики были широко распространены в различных культурах – от небольших племен до могущественных урбанизированных цивилизаций»[458].

Дэвид Гарленд дает следующее обобщение недавних тенденций: «В настоящее время историки преимущественно, пусть и не единодушно, сходятся во мнении, что начиная с 1700 года произошло изменение отношения к насилию: нарастала антипатия к любым проявлениям жестокости, а появление новой структуры чувственности трансформировало природу отношений между людьми и их поведение»[459].

Прежде всего явным образом сходило на нет неофициальное правосудие, отправляемое самодеятельными поборниками справедливости, толпами линчевателей или криминальными группами, а от таких форм частного правосудия, как вендетта и кровная месть, которые ранее считались приемлемыми, во многих культурах в целом удалось избавиться. Дональд Хоровиц также отмечает, по-видимому, связанное с этим процессом значительное снижение числа гражданских беспорядков со смертельным исходом на Западе. Подобные тенденции представляются тесно связанными с появлением в развитом мире компетентных и слаженных правительств. Можно вспомнить и о такой формализованной практике, как дуэли, некогда очень распространенной в определенных социальных кругах: теперь она ушла в прошлое, хотя в видоизмененной форме может сохраняться в других группах, например среди уличных банд. Официально санкционированное убийство, обычно именуемое смертной казнью, в большинстве развитых стран также упразднено и осуществляется лишь в очень редких случаях в некоторых государствах, например в США, где такая правовая практика еще сохраняется. Телесные наказания, некогда также представлявшие собой стандартную практику, больше не применяются. Наконец, в ряде исследований показано, что столетия назад убийства и в целом насилие на частном уровне