Шрифт:
Закладка:
Конечно, это сближение, по трезвой оценке Маклакова, исходит не из особых принципиальных симпатий к политической программе, проводимой в Сов. Союзе, а из правильно понятых интересов Франции. Что касается его, Маклакова, личного мнения, то он является и являлся раньше сторонником франкорусского сближения, и поэтому считает правильным, в интересах обеих стран, в частности, и франко-советское сближение.
Эта беседа происходила до парламентских выборов во Франции, имевших место в мае 1932 г., когда у власти еще было правительство Тардье. Маклаков предвидел победу левых на предстоящих выборах и считал, что вслед за ней должен наступить процесс быстрого франко-советского сближения. Имея в виду политическую ситуацию, складывавшуюся в Европе, и обозначившуюся уже совершенно реально опасность прихода к власти Гитлера в Германии, Маклаков говорил, что перед этой опасностью, одинаково грозящей и Франции, и Сов. Союзу, франко-советское сближение следует приветствовать.
Что же касается беседы с Керенским, то она произошла при следующих обстоятельствах: за несколько дней до отъезда своего из Парижа я зашел попрощаться к Маклакову. Он мне сказал, что ждет к себе Керенского. Через несколько времени последний действительно приехал. Маклаков и Керенский удалились в соседнюю комнату и долго оставались там вдвоем, когда они вышли, Маклаков меня познакомил с Керенским, с которым я до того знаком не был. Керенский быстро спросил меня, состоял ли я в какой-либо из русских политических партий, и, выслушав мой отрицательный ответ, пожал плечами и сказал, что ему от Маклакова известно о моей беседе с ним и что Маклаков в курсе его, Керенского, воззрений, после этого он сказал, что он чрезвычайно спешит, и уехал. Эту странную беседу Маклаков истолковал в том смысле, что Керенский не пожелал входить в разговоры с человеком, не принимавшим участия в деятельности какой-либо из политических партий и к тому же лично ему не известным.
С Ланжевеном я встретился, осматривая научный институт, которым он руководит. Я коротко ему передал содержание беседы, которая была поручена, и из этой беседы Ланжевен заинтересовало только одно – что скоро в Париж приедет академик Иоффе, которого он считал очень крупным физиком, с которым ему, Ланжевену, весьма интересно встретиться. После этого Ланжевен вызвал одного из сотрудников и поручил ему ознакомить меня с институтом. Был ли Иоффе в Париже и виделся ли с Ланжевеном, мне неизвестно.
Вопрос Тагеру: Кого из руководителей вашей организации вы информировали о ваших разговорах в Париже?
Ответ: По возвращении моем из Парижа я рассказал о приведенных выше разговорах Муравьеву и Малянтовичу П.Н. на квартире у Муравьева. В самом конце беседы подъехал Мандельштам М.Л., которому Муравьев коротко повторил содержание разговора. Никаких решений во время этой беседы в моем присутствии не принималось. При очень кратком обмене впечатлениями для меня было ясно, что все трое присутствовавшие лица занимают определенно-выраженную франкофильскую позицию – в смысле желательности сближения с Францией. При этом надо иметь в виду, что этот разговор в Москве происходил уже тогда, когда правое правительство Тардье ушло в отставку и образовано было левое правительство Эррио, который на парламентских выборах энергично выступил за франко-советское сближение.
По тому вопросу, по которому я сообщил о различных, со слов Маклакова, точках зрения его, Маклакова, с одной стороны и Керенского с другой стороны, и Муравьев, и Мандельштам, и Малянтович считали правильной оценку, данную Маклаковым, а не Керенским.
Вопрос Малянтовичу: Подтверждаете ли вы показания Тагера?
Ответ: Тагер, действительно, рассказывал о своей поездке за границу и о своих беседах там с Маклаковым, Ланжевеном и о встрече с Керенским, но в какой обстановке, я уже в точности не помню, но не имею никакого основания не доверять в этом отношении Тагеру, да оно и вероятнее всего, что – у Муравьева.
Вопрос Малянтовичу: Признаете ли вы, что эта информация со стороны Тагера – о результатах переговоров его в Париже с Маклаковым и Керенским и Ланжевеном – являлась выполнением ваших поручений?
Ответ: Нет, не признаю. Прежде всего обращаю внимание, что сам Тагер сказал, что поручение переговорить с Маклаковым дано ему было не мною, а Муравьевым. А относительно Керенского и Ланжевена я уже сказал, что поручений к ним не давал и, кроме того, с Ланжевеном я знаком не был и не мог никого к нему направлять, да и Тагер в этом своем показании не говорит, что он обращался к Ланжевену от моего имени. А с Керенским, как показывает Тагер, он и совсем не говорил.
Вопрос Тагеру: Подтверждаете ли вы вышеизложенные свои показания?
Ответ: Подтверждаю.
Вопрос Тагеру: Кто вам известен из участников вашей антисоветской организации?
Ответ: Мне известны, со слов руководителей организации, Муравьева и Малянтовича П.Н., следующие члены нашей антисоветской организации:
Малянтович П.Н., один из руководителей нашей к.-р. организации Муравьев Н.К., Мандельштам и Овичнников Б.М.
Перечисленные выше лица являлись руководящим центром нашей организации и другие: Малянтович В.Н. – родной брат Малянтовича П.Н., Лидов П.П., Вознесенский А.Н., Зорохович Юлий Исакович и другие лица, перечисленные мной на допросе 15-го января 1939 года.
Вопрос Малянтовичу: Подтверждаете ли вы показания Тагера о лицах, которых он вам назвал выше и, кроме этих лиц, зачитанных еще вам из протокола допроса от 15 января 1938 года?
Ответ: Нет, не подтверждаю и утверждаю, что в этом своем показании, а равно и в других, где он говорит о своем участии в контрреволюционной организации, он ложно оговорил и самого себя.
Вопрос Тагеру: Вы настаиваете на своих показаниях?
Ответ: Данные мною показания не изменяю.
Вопрос Тагеру: Что вам известно о связях вашей а/с организации с антисоветской организацией правых?
Ответ: От Муравьева знал, что он имеет связь с Томским, более ни о каких связях не знаю.
Вопрос Малянтовичу: Подтверждаете ли вы эти показания Тагера?
Ответ: Нет, не подтверждаю, Муравьев никогда ничего не говорил мне о связи своей с Томским и даже о знакомстве с ним.
Записано с наших слов верно и нам прочитано.
Малянтович [подпись] А.С. Тагер [подпись]
Очную ставку произвели: Миронович [подпись]. Графский [подпись]