у Славки билеты за долг, и они бы так и провалялись у Славки дома! Гоша мог вписать другую комбинацию цифр — и ничего бы не выиграл! Я ж тебе говорил, что вовсе необязательно, что все повторяется — как тогда! Точнее — УЖЕ все не так, как тогда! Вон — Галина с дядькой в тот раз так и не поженились! Деда Гнездилина в тот раз — так и не нашли! Может и еще что изменилось, да мы — не знаем! Вон и летнего душа на огороде в тот раз еще лет пять — не было! Уже все меняется… А ты говоришь — украл! Я же не деньги, уже выигранные, у них из дома вытащил!

Батя помолчал, потом закурил:

— Ладно, пошли на лавочку вон сядем…

Мы сидели с ним на лавочке, и я ждал, что он скажет.

— А тогда… Слуцкие деньги получили?

— Ага… Только в два раза меньше — Гошка тогда билеты по-разному заполнил. Один — угадал, другой — нет. Борис Ефимыч на них машину себе поменял. А Гошка ее через два года — разбил… и ноги себе переломал!

— Это ты — благодетель, выходит? — с сарказмом и не добро так батя протянул.

— Нет. Не благодетель. Просто хочу, чтобы деньги эти более правильно были приложены. Слуцкие — и так живут, не тужат. И деньги тогда — фактически профукали. А нам вот — жилье нужно!

— Уже придумал и куда их деть? — ох и не нравится мне, как у нас разговор выворачивает, настрой батин — не нравится!

— А давай их в Фонд мира сдадим! Или еще куда, в какой фонд! А на них — автоматов или еще чего-нибудь каким-нибудь папуасам в Африку отправят! Им же — нужнее, ага! Коммунистам Америки, к примеру! Пусть с девками по казино прогуляют! А сами — так и будем жить в бараке! А что — нормально же! И тебе, и маме в одной комнате с практически взрослыми детьми! Вон Катька — уже скоро заневестится, а — ни туалета своего нет, ни воды там! Куда как хорошо-то!

Батя курил, смотрел на террикон из бетонных блоков, которые все никак не могут стать нашим клубом.

— Все так живут! Вон сколько людей — рядом с нами!

— Батя! Всем я помочь — не могу! Нет у меня такой «помогайки»! А если мы с жильем что решим — в нашу эту комнату тоже люди въедут, которым тоже жилье нужно! Разве нет?

Батя молчал. Долго молчал, только курил папиросы одну за другой.

Я уже пал духом — вот же коммунист упертый! Честный! Совестливый! Какой же я мудак, по сравнению с ним! У меня и сомнений никаких не было — как поступить!

— Ладно… С матерью — поговорю! Вот же задал ты мне задачку. Вот наслушаюсь я сейчас!

Фу-у-у-х… От сердца отлегло!

— Бать! Только… с жильем нужно решать! У меня и предложение есть! Хорошее! С плеча не рубите, прошу!

Батя махнул рукой:

— Это — потом все… обсудим.

— Тогда я у деда буду, хорошо?

Батя промолчал, и я стартовал с низкого! Трусовато, конечно, выглядит — так его на разговор с мамой оставить. Но — не вынесу я эти женские «разборки» еще и с примесью «родительской тирании». Обожду в затишке!

Часа через два рысью принеслась Катька:

— Иди домой, придурок! Родители ждут!

Пошли… Катька подгоняла и пытала:

— Ты что опять натворил, балбесина?! Чего там мама с отцом так ругаются — уже и перед соседями неудобно! Мама и кричала, и плакала! Что наделал-то?

— Кать! Ты не поверишь! Сам не знаю, как получилось!

— Да что получилось-то?

— Я, Кать, старуху Гнездилиху — обрюхатил!

Катька встала как вкопанная:

— Чего ты сделал? Не поняла? Что — Гнездилиху?

Уж очень у нее вид такой… смешной. Не выдержал — захохотал!

— Ах ты, сволочь! Ах ты, скотина!

Навстречу, как назло, попалась Наталья Любицкая:

— Катька! Ты опять брата шпыняешь! Да что ты за злюка-то такая! Все лупцуешь его, и лупцуешь!

— Заработал, потому что! Сейчас мама ему еще поддаст!

Наталья с сочувствием проводила меня взглядом.

— Ишь! Старушка твоя как за тебя вступается-то! — Катька шипит, как та змеюка!

— Кать! Ты что-то уже в перехлест пошла! И не старуха она, и не моя! К сожалению! — Катька услышала, и мне пришлось вытерпеть еще пару щипков! Больно же!

Батя сидел на своем любимом месте, возле приоткрытого окна и курил. Мама, бледная и с покрасневшими глазами — за круглым столом:

— Ну, давай, рассказывай, — посмотрела на Катьку, — Катюшка, может ты сходишь, погуляешь?

— Мам! Да пусть она тоже слушает, своя ведь! И все равно — узнает!

Опять рассказ, про долг Славки, про билеты, про их выкуп, заполнение, выигрыш! Правда, без своего послезнания, вариант «лайт», для Катюшки!

Катька — ошарашена:

— Сколько-сколько?

— Два билета по пять тысяч каждый. За вычетом налогов.

— Это же жуткие деньжищи! Батюшки! Люди-то что скажут?! — мама уже не истерила, но только покачивала головой и потирала виски пальцами.

— Мама! Давай я тебе боль скину! — преодолев несильное сопротивление матери, я посадил ее на стуле ровно и стал поглаживать, потирать, чуть надавливая в нужных местах кожу головы. Катька своими глазами это еще не видела и смотрела с интересом.

— А люди… Мам! Люди всегда что-нибудь говорят! Не то, так другое! Хорошие люди — позавидуют по-хорошему, плохие…, да они всегда по любому поводу недовольны и языками чешут! Что нам до их языков? И хороших людей все же больше, не так ли? А значит — зачем мы будем об этом думать.

Говорил я негромко, чуть наклонившись, массажируя голову маме и стараясь «вытянуть» это неприятное «тепло».

— Ты, Юрка, как тот гипнотизер, или как кот — и мурлы, и мурлы! Аж в сон потянуло! — Катька опять ехидничает.

Батя засмеялся:

— Я тоже так подумал, правда, не про гипнотизера, а про цыганку. Те тоже заговаривать — мастаки!

Ну вот, так-то лучше! Все чуть успокоились, эмоции, пусть не ушли, но — в рамках. Поэтому уже можно вести конструктивный диалог.

— Мам! Я думал, тебе нужно будет позвонить по телефону, указанному в газете — рассказать про наши билеты, уточнить как, где и когда можно получить выигрыш. Только