Эта мысль быстро отметается. Я довольствуюсь тем, что думаю о женщинах, тренирующихся сражаться в казармах Алзоны.

— По одной вещи за раз, — шепчет мне в ухо Джован.

Его улыбка ослепляет меня, когда я поднимаю на него глаза. На секунду мой разум не может осознать, насколько привлекательным мне кажется король Гласиума. Роковое чувство, которое он вызывает, озадачивает меня. Я быстро овладеваю своими чертами лица. Это всё, что требуется, чтобы советники заметили, что мы увлечены друг другом.

Джован выпрямляется, и улыбка исчезает. Король Гласиума вернулся. В воздухе вокруг него ползёт угроза, нарастающая с каждым шагом, пока он окидывает каждого человека в комнате пронизывающим взглядом. По несколько мгновений он смотрит в лицо каждому советнику. Очевидно, он ищет что-то в каждом из них, хотя я не уверена, что именно.

— Несмотря на кровавую историю между Солати и Брумами, Татума с момента своего прибытия в наш мир только и делала, что помогала ему. Поверьте мне, когда я говорю, что никогда не встречал никого, кто был бы более сосредоточен на том, чтобы делать то, что правильно, а не то, что от него ожидают. Это стремление побудило её отправиться во Внешние Кольца на поиски убийцы моего брата.

Знакомое чувство провала пронзает меня.

— Это заставило её спасти тех, кто находился в Куполе, рискуя собственной жизнью, — он расхаживает по залу заседаний. — Один из тех, кого она спасла, станет моим советником. У неё есть способность видеть потенциал в окружающих её людях, независимо от их положения. У неё есть способность видеть зло и обман в людях, которые дышат тем же воздухом, что и мы с вами. Татума Осолиса спасла наш мир.

— Джован, — говорю я, щёки теплеют от его фраз.

Он не замечает мой комментарий.

— Татума пользуется у меня большим уважением. Я доверяю ей свою жизнь и жизнь своей семьи, — он показывает жестом на Ашона. — Мы мало что сделали, чтобы заслужить её доверие. Я хочу показать ей, что значит слово Брумы. Если новости о её тайне станут известны, я найду того, кто это сделал, любыми средствами, — говорит он с фактическим спокойствием. — И этот человек умрёт мучительной смертью.

Он поворачивается, и я задыхаюсь от яркого блеска его глаз.

— Она не пострадает, — говорит он.

* * *

— Ты показала своё лицо советникам, — говорит Оландон за ужином.

Ему понадобилось всего две минуты, чтобы выяснить причину изменения динамики. Вероятно, потому что Драммонд и Роско не переставали смотреть на меня с момента встречи.

— Да, я это сделала, — говорю я.

— Нет, не сделала, — отзывается Джован с расстояния двух сидений. — Я сделал.

Я вздыхаю, услышав его радостный тон.

Оландон крепко сжимает рукой сверкающий кубок.

— Решение Короля мудрое, Татума.

В его голосе звучит намёк на вопрос. Вряд ли кто-то ещё слышит его. Возможно, они думают, что он похвалил Короля за его выбор.

— Они приняли это лучше, чем можно было ожидать, — говорю я. — В остальных я не видела ни фальши, ни неправды, — я наклоняюсь ближе к брату. — Некоторые оставляют желать большей доброты и непредубежденности.

Это было преуменьшением. Некоторые советники были в ярости, но не на меня, а на своего Короля за уловку. А Яте всё это время старался скрыть своё отвращение. Но я же Мороз, человек, которого они уважали. И Татума, перед которой они были в долгу. И ещё был тот факт, что Король Джован недавно обезглавил одного из них и угрожал им. Я не должна была так спокойно относиться к своему раскрытию своей тайны, но это было так. Я даже не могла сердиться на Джована за это. Он знал свой народ и решил, что время пришло.

Оландон сжимает мою руку под столом и держит её. Так же, как он обычно делал, когда мать или Кассий унижали меня перед двором.

— Я беспокоюсь о твоей жизни, — на одном дыхании говорит он.

Слёзы застилают мне глаза. Я бы хотела как-то унять его беспокойство, но любые обещания, которыми я его успокаиваю, оказываются пустыми. Каждый раз, когда я раскрываюсь, моя жизнь подвергается риску, но я не могу вынести альтернативы. Он достаточно взрослый, чтобы знать правду. На самом деле, я думаю, он уже знает, что должно произойти. Правда смотрит ему в лицо, но он делает всё возможное, чтобы не видеть её.

— Ты когда-нибудь задумывался о параллелях между нашими мирами? — тихо спрашиваю я.

Он качает головой, его голова наклоняется ко мне в замешательстве.

— Я часто думаю о столовой матери, оформленной в форме кольца. Низшие придворные сидят снаружи, а королевские особы — за внутренним столом. В Гласиуме всё то же самое, только в большем масштабе. Мы спим в центре, а Внешние Кольца окружают нас, предполагается, что люди там будут действовать как буфер между нами и нападением.

Я могу вспомнить и другие примеры: комната пыток во дворце матери и боевые ямы во Внешних Кольцах Гласиума.

— На самом деле и Король, и Татум постоянно окружены. Наши люди позволяют нам сидеть в центре, а не наоборот, — я вожусь со своим ножом. — Отношения между правителем и подданными — это баланс между тем, что народу нужно знать, и тем, что ему знать не нужно. То, что поможет ему процветать, и то, что заставит его рухнуть на дно. В моем конкретном случае баланс ещё более хрупкий. Я знаю, что однажды круг может заглянуть внутрь и решить уничтожить меня.

Я сжимаю его руку.

— Так что, мне ждать, пока я сяду на трон, чтобы сказать своему народу, что я метис? Они будут чувствовать себя обманутыми. Или мне не говорить никому ни слова, надеясь, что тайна не останется скрытой? Когда мои дети родятся с голубыми глазами, я надену вуали и на них. А может быть, я могу предотвратить их такое печальное существование, не имея детей вообще?

Мой брат сидит с застывшим в воздухе кубком, напряжённо вслушиваясь в мои слова.

— Или, в конце концов, должна ли я раскрыть свой секрет моему народу до того, как сделаю какой-либо шаг к трону? Тогда, если они поставят меня в центр своего круга, это будет потому, что это был их выбор. Я смогу жить, открыто и без страха — без вуали — счастливо.

— Без риска я не попаду туда, где хочу быть, — осторожно говорю я. — Ничто из того, что я делаю, не будет