Ко всем скелетам были подсоединены керамические трубы.

Пейзаж снова изменился. Если раньше все вокруг выглядело зараженным, то теперь вместо зловонных топей, увечных зверьков и почерневших грибов появились лужицы чистой воды, где кишмя кишели синие улитки. В вязкой земле и на стенках керамических труб росли грибы с яркими шляпками. Их цвета напоминали Бершаду певчих птиц Дайновой пущи: желтые, розовые, оранжевые, зеленые, голубые.

Грибы встречались все чаще и чаще; теперь они покрывали трубу сплошным толстым слоем, превратив ее в яркую разноцветную полосу. Густой, будто мед, грибной аромат набивался в ноздри. Разноцветные шляпки грибов складывались в спирали геометрического узора, свидетельствуя о том, что грибы выросли не сами по себе – их кто-то сажал, кто-то за ними ухаживал.

Труба вела к высокой отвесной стене, до самого верха облепленной яркими грибами; основу стены составляли металлические балки и медная сетка. Посреди стены виднелось круглое отверстие. Бершад заглянул внутрь, вошел и присел на корточки, осматриваясь. Перед ним раскинулся сад, заросший бесчисленными спиралями грибов самых разных размеров, видов и цветов. Над головой Бершада виднелся кусочек голубого неба с клочьями белых облаков. Дымка грибных спор развеялась.

По небу пронесся серый промельк.

Дракониха.

Как только она пролетела над Бершадом, его кожу обдало волной всевозможных ощущений. В носу защекотало от гнилостной вони великана. В ушах зазвучали тяжелые чавкающие удары великаньего сердца, изъеденного грибами. Бершад слышал и пульс Венделла – сильный, размеренный, но учащенный из-за страха. Сердце Касамира билось спокойно и ровно.

Дракониха кружила над грибным садом, что позволило Бершаду сосредоточиться на Касамире. Шорох разрыхляемой почвы лавиной грохотал в ушах. Потом Бершад услышал негромкий шепот Касамира, который разговаривал сам с собой.

– Мальчишка даст хороший урожай… Куда его? Рядом с паргосскими моряками? Нет, там слишком высокая кислотность. Поближе к вызревшим галамарским воинам? Безусловно, вот сюда. На нем великолепно приживется ионитийская грибница. – Касамир обернулся к великану. – Сними верхний слой почвы на седьмой грядке.

Сквозь густые заросли было видно, как движутся плечи великана, обрамленные грибной бахромой. Застучали комья земли.

– Осторожнее! Не перерезай, а обнажай грибницу.

Великан остановился, шумно засопел и снова начал копать.

– Вот так, уже лучше.

Бершад напряженно прислушивался. За шепотом и шелестом сыплющейся земли звучал равномерный шорох точильного камня по стали.

Дракониха без предупреждения спустилась пониже, чем вызвала каскад новых ощущений. Внезапно Бершад почувствовал присутствие сотен живых существ на различной глубине под землей. На миг ему показалось, что это какие-то норные звери, вроде кротов или грызунов, но их сердца бились в том же ритме, что и сердце Касамира, да и масса их тела была до боли знакомой. Люди.

Бершад попытался подозвать дракониху поближе, но она неожиданно унеслась прочь. Вместе с ней исчезли и ощущения.

– Выходи, драконьер, – окликнул его Касамир. – Нам с тобой незачем играть в прятки.

– Тоже верно.

Бершад встал, отряхнул с колен землю и прошел вдоль грядок, на которых росли синие и желтые грибы, отливающие перламутром устричных раковин. Он заметил, что с каждым его шагом грибы порскают из-под ног, будто напуганные мыши в живой изгороди.

Бершад остановился шагах в двадцати от Касамира и великана. Рядом с ними лежал Венделл, связанный по рукам и ногам. Из-под тряпочного кляпа во рту мальчика стекала слюна, мокрые штаны пованивали мочой.

У ног Касамира виднелась свежевырытая яма в локоть глубиной. Из ямы торчали спутанные лиловые корни с зеленой бахромой грибов, резко пахнущих валерианой.

– Тебе удалось пройти сквозь мой заслон, – сказал Касамир. – Такое упорство заслуживает уважения, но ты поступил очень глупо. Я построил стену, чтобы не допустить распространения заразы по всему острову.

Бершад хмыкнул и указал на связанного Венделла у ямы:

– А это у нас что?

– Я пытаюсь восстановить равновесие, нарушенное Озирисом Вардом.

– Ну и как у тебя получается? Хреново, если судить по тому, что я видел по дороге сюда. Все гниет и разлагается.

Касамир скривил бледные губы:

– Сарказм – грубое орудие, которым глупцы пользуются без разбору. Тебе ничего не известно ни о моих достижениях, ни о десятилетиях упорного труда. Когда-то здесь было смердящее болото химикатов и кислот, а теперь… – Он воздел руки, и все шляпки грибов набухли и вытянулись. – Ясное небо, солнечный свет, чистая плодородная почва.

– В которой ты похоронил сотни живых людей. Вряд ли ее можно назвать чистой.

– Ты узнал это от своей драконихи? Она из серокрылых кочевников? Интересная порода. Это многое объясняет.

– Мне плевать на твои объяснения. Я пришел за мальцом.

– Разумеется. И ты пришел не один. Твоим спутникам от меня не скрыться. Что ж, пусть эта троица войдет в мои владения. – Касамир махнул рукой куда-то за спину Бершада, где Эшлин, Голл и Веш делали вид, что прячутся в зарослях.

– Им и там хорошо, – сказал Бершад, обрадованный тем, что Касамир назвал неверное число. – Отдай мне мальчишку, и я оставлю в покое и тебя, и твой поганый сад.

– Мальчишка поможет мне вернуть равновесие. Ты не в силах изменить его судьбу.

– Давай-ка проверим, так ли это.

Бершад отступил и метнул меч в грудь Касамиру.

Клинок полетел с такой силой, что мог бы пробить стальные доспехи воина или пронзить сердце дракона. К несчастью, великан стремительно вскинул руку и перехватил меч в воздухе, как хамелеон, слизывающий мошкару на болоте, а потом уставился на меч с таким видом, будто ему в горсть нагадила птица. Великан затряс рукой, но клинок глубоко вошел в мясистую ладонь и застрял в ней.

Касамир даже не поморщился и не отвел взгляда от Бершада.

– Ты все время расстаешься со своим мечом, драконьер. Конечно же, я не воин, но, по-моему, это тактическая ошибка.

Бершад пожал плечами:

– Все говорят, что я не отличаюсь умом и сообразительностью.

– Что ж, и мудрецы, и дураки умирают одинаково.

Касамир шевельнул рукой под плащом. Великан неуклюже двинулся вперед, с каждым шагом набирая скорость, и занес над головой дубину.

Бершад сунул в рот последний комок божьего мха размером с воронье яйцо, с трудом проглотил и не сдвинулся с места. По его жилам разливалась сила.

– Главное, чтобы сработало, – пробормотал он и зажмурился.

Великанья дубинка жахнула ему по левой стороне груди. Бершада подбросило в воздух. Грудная клетка и кости таза раскрошились. Потом Бершад ударился о землю, и сломанные ребра пронзили его легкие и печень. Он растянулся ничком и не двигался, позволяя божьему мху залечить увечья. Как только раны затянулись, Бершад приподнял голову.