Игроки нынче сияли и получали все возможное внимание. Все четырнадцать членов команды, из которых половина запасные, поздравлялись каждым, сидящим за столом. Старшекурсники, получившие негласный картбланш на алкоголь, поднимали тосты один за другим, самые впечатлительные подходили за автографами.

Эд, старающийся держать лицо, как подобает наследнику древнего и могучего рода, тихо поскрипывал зубами. А Лита, сразу заметив проблески зависти и жажды славы у родственника, исходила кислотными комментариями.

Осуждать друга я конечно не буду, это было бы лицемерием. Признаю, я и сам захотел попасть на стадион игроком, когда семерка, с зажатым в руке снитчем, летала над трибунами, поднимая за собой слившиеся в единый гром, голоса болельщиков. Пожалуй, несмотря на опасность этого вида спорта, стоит попробовать себя в следующем году на отборах.

Однако, праздник длился не долго. То тут, то там, несмотря на магию директора, начинали чихать студенты. Заметив, что общее самочувствие постепенно проседает, Дамблдор поднялся, еще раз поблагодарил и поздравил команды и завершил пир досрочно.

Все, кто чувствуют себя простуженными, были направлены в больничное крыло за зельями, а остальным предписывалась горячая ванна и покой в факультетских гостиных. Зал отреагировал крайне положительно, ведь задержка ужина на час с небольшим выбивала всех нас из привычного ритма жизни. А завтра, между прочим, в девять начнется первый урок.

Собравшись в группки друзей, все мы поплелись в сторону факультета. К счастью, всем нашим было вполне хорошо и без снадобий Помфри. Не зря учили чары согрева на тренировках, обновляя их раз в десять минут получилось продержаться не околев.

На разговоры и очередные обсуждения сил не осталось. Единственное, что я заставил себя сделать, это принять горячий душ и залезть в теплую постель.

Дождь за окном превратился в снег, освещаемый тусклым светом луны и звезд и на Хогвартс спустились первые заморозки. Завтра, на первом уроке травологии будет очень холодно, подумал я, засыпая. Надо будет переносить растения в теплые помещения и прикапывать морозостойкой землей, Стебель точно не будет давать новую тему…

Наступает моя первая зима в замке, все таки магия и зимний снег должны идти вместе.

Глава двадцать шестая — Экзамены

Дни сменяются днями, жизнь в школе волшебства и чародейства Хогвартс продолжается. Уроки все также вызывают головные боли у студентов, сидящих за домашними заданиями, а приближающиеся полугодовые экзамены, после которых кто угодно может вылететь, давят тяжким грузом.

Я попал в эту школу с мыслями о веселой сказке, в которой сразу стану главным героем, зная все повороты сюжета и переигрывая всех вокруг, начиная от шестого рыжего и заканчивая добрым дедушкой Дамблдором. Но, все получилось совершенно по-другому. Мир встретивший меня с распростертыми объятиями оказался куда жестче, но при этом и интереснее.

С такими мыслями я сидел у заснеженного окна в башне Гриффиндора, ожидая промерзшего до костей Эда. Вечерело и закатное солнце золотым светом раскрасило заснеженный замок, замерзшее озеро и запретный лес в дали. Все воскресенье студенты провели во дворе замка. С третьего курса можно покидать территорию и переноситься порталом в Хогсмид, а первые два года занимались лепкой снеговиков, игрой в снежки и другими детскими делами.

Даже самые усердные трудяги, тратящие все свое время на учебу и тренировки, к которым ни я, ни мои друзья себя не относили, в сегодняшний солнечный день отложили книги и перья и прогулялись до Черного озера. Я же, не устояв от вида ровной ледяной поверхности, напоминающей монструозными трещинами в толстом льду, озеро Байкал, вытащил из школьного спортивного инвентаря старенькие коньки. Последовав моему примеру, куча детей из магловских семей отправилась играть в хоккей.

Идиллия зимней школьной жизни, наполненной тренировками, интересными уроками и постоянным изучением старинного замка нарушалась одной непонятной мне мелочью. Уже несколько месяцев, как я заметил слежку за собой. Причем не от кого-то, а от почти всей нашей компании. Лита, Эд и Драко никак не изменились в своем отношении ко мне, хотя я иногда и замечаю их задумчивые, изучающие взгляды.

Дафне подобное поведение простительно, все таки я уже три месяца постоянно переписываюсь с ее младшей сестрой, скучающей в одиночестве в огромном меноре. Невилл попался на откровенной слежке в первые же недели после приезда в школу в ноябре, но поняв, что его раскусили, бросил все попытки и вернулся к своему обычному поведению.

Крэбб, Гойл и Паркинсон в подобном замечены не были, судя по всему, их родители не входят в узкий круг доверенных людей семейства Блэк.

Размышление о том, почему так вышло, привело меня к паре крупных ошибок, допущенных мной от дурости. Дело в том, что одиннадцатилетним пацаном я был два с лишним десятка лет назад, смерть, а затем долгое и скучное младенчество воспитали во мне аналитическую машину, с повышенным восприятием информации.

Если моим сверстникам требуется объяснять некоторые логически понятные вещи, то я могу додуматься до этого сам. Не задавая вопросов, я на протяжении недели демонстрировал высокий уровень осведомленности обо всем, что меня окружает. Долгие разговоры с друзьями, из которых я так или иначе вытягивал крупицы информации, стали мне информационной базой.

Вот только родители друзей этого знать не могут. Для них я представился обычным ребенком, который должен интересоваться всем подряд и задавать глупые вопросы. А я