Шрифт:
Закладка:
Когда я дочитала, мои ладони кольнуло, будто иголочками. Но когда я вздрогнула и рефлекторно отдернула руки, то не обнаружила на них ранок или порезов. Хотя ощущение, что немного крови всё же было изъято, меня не покидало.
Артефакт вдруг мягко засветился, но сразу же погас, а дверь открылась, и меня позвал охранник:
– Попрошу на выход, дамочка. Ваша клятва принята. Записи собраны, я также внес вас в реестр.
– Записи собраны? – не поняла я, но к выходу поспешила. Низкий потолок в комнате давил на нервы.
– Слепки ауры и крови.
– Понятно. Анри, я всё, – кивнула я ожидающему в стороне секретарю.
Приняв руку охранника, чтобы переступить через высокий порожек, я сделала шаг, споткнулась и застыла.
Опять!
Сказать или нет?
Отпустив руку охранника, я медленно повернулась к нему и вгляделась в его лицо. Сероватая кожа, тени под глазами, сеточка сосудов на щеках и носу, одышка, хотя лишним весом он не обременен.
– Что? – глянул он на меня, ожидая, пока я выйду.
– Вы больны? Что лекари говорят? – тихо спросила я.
– Откуда?.. Вы целительница? – подался он ко мне. – Что‑то почувствовали?
– Почувствовала... – тихо протянула я, поправила прическу, привлекая внимание к своим седым локонам, в надежде, что работающие здесь люди всё же больше понимают, чем курицы‑невесты. И, кашлянув, добавила. – Нет, я не целительница.
– О... – спал с лица мужчина и потер грудь слева. Понял, о чем я. – Скажете?
Я помялась. Настроение испортилось, в горле встал ком, а к глазам подкатили слезы. Ненавижу это!
– Говорите, леди. Не бойтесь, – правильно понял заминку охранник и устало вздохнул. – И сам уже чувствую, что вот‑вот к предкам отправлюсь. Так хоть успею дела доделать да с семьей попрощаться.
– У вас два дня. Ночью, во сне... – еле слышно проговорила я и прикусила губу. – Простите...
– Спасибо! – неожиданно просветлел он лицом и низко мне поклонился. – Уф, просто камень с души сняли. Я уж боялся, что мучиться буду или что страшное. А во сне – это счастье. У меня сильные бо́ли, лекари говорят: опухоль и, дескать, щупальца она по всей грудине пустила. Ничего нельзя сделать, только оттягивали кончину последний год. Я уж тогда поменяюсь сменой, чтобы тут, значится, на дежурстве, а не дома. Не хочу дочек пугать, маленькие они. А вот если бы еще время точное? Сможете, леди?
Я покачала головой и всё же не сдержалась, сморгнула слезинку.
– Не плачьте, леди, – схватил меня за руку и несколько раз ее поцеловал обреченный мужчина. – Я слышал, тяжкая эта ноша. Примите мои искренние сожаления, что вам пришлось пережить гибель и принять после возврата с того света такой трудный дар. Несправедливо, я считаю, что только девочки... Но... Благословите меня, вестница смерти.
– Легкой смерти и счастливого забвения, – произнесла я фразу, которую мне подсказали когда‑то очень давно жрецы в храме.
Анри молчал, слушая наш разговор. Не проронив ни слова, предложил мне руку, и мы пошли обратно. И лишь при входе в приемную главы отдела ментальных расследований он заговорил:
– Его сиятельство не сообщил, что вы...
– Я не говорила ему. Это работает лишь при личном контакте и при... близкой кончине. Мне еще повезло, я не вижу, как некоторые, лишь при одном только брошенном взгляде. Мне жаль, что он умрет.
– Кто умрет? – не нашел более подходящего момента его сиятельство, чтобы выйти из своего кабинета. – Эрика? Вы плакали? Что случилось?
И тут у меня сдали нервы. Я развернулась, выскочила из кабинета и стремительно полетела к уборной. Мне нужно умыться и побыть несколько минут наедине с собой, своими мыслями и своим даром. Даром вестницы смерти.
Как я радовалась, глупая, поначалу. Испугалась, конечно, но была тогда совсем еще ребенком и не поняла. Думала, у меня проснулся дар некромантии, я смогу призвать папу с мамой и оживить их. И дядю с тетей...
Оказалось же... М‑да.
А вот Мари́ке повезло. Любые магические способности пробуждаются не в теле, а в душе и в ауре. Так что лишь я стала вестницей смерти и останусь ею навсегда, даже когда нам удастся исправить ошибку вернувшего нас к жизни некроманта.
Уборную мне показал Анри, когда вел давать клятву. Так что мне не пришлось в слезах спрашивать сотрудников отдела, где можно привести себя в порядок. Бежала целенаправленно. А там, чуток похлюпав носом и смаргивая слезинки, я всё же успокоилась. Не впервой ведь. Умылась и вышла наружу.
Упс!
А уборная‑то одна на всех, а работают‑то тут в основном одни мужчины. Медленно заливаясь краской от взглядов, брошенных на меня стоящими неподалеку господами, я повернулась и врезалась в чью‑то грудь.
– Ой! – вцепилась я в кого‑то, чтобы не упасть.
– Эрика, вы как? – произнес этот некто голосом моего начальника. – Анри мне всё рассказал. Почему же вы меня не поставили в известность?
– Да как‑то... – пожала я плечами и отодвинулась.
Его сиятельство смотрел на меня с участием. Это успокоило. Обычно люди, узнав, что я вестница смерти, либо шарахаются, либо осеняют себя обере́жным знаком и смотрят с ужасом, либо стараются со мной больше вообще не пересекаться.
Хотя нет, есть еще ипохо́ндрики[Эпистолярный стиль – стиль речи, используемый при написании писем в частной переписке], у которых малейший чих или прыщик – это смертельная болезнь. И вот эти господа начинают меня дергать постоянно – не умирают ли. А когда оказывается, что нет, смерть им в ближайшее время не грозит, жутко оскорбляются. Ведь у них всё так плохо, а они, оказывается, вовсе не при смерти. Вот где логика?
– Пойдемте. Расскажете мне всё, – предложил мне локоть лорд Рикка́рдо и повел обратно к своей приемной. – Или пока не желаете? Мне просто подумалось, что вам захочется поговорить.
– Да не о чем особо говорить, – хмыкнула я тихонечко, оценив его деликатность. – Это началось примерно через полгода после... Ну, вы поняли... Но у меня дар вестницы работает только при личном контакте, требуется прикоснуться к человеку. На других расах не доводилось проверять, поэтому не могу ничего
