Чейз слышал разочарование в голосе Фрэнка и понимал его. Он хотел заполучить этого парня по четырем причинам. На счету парня, по крайней мере, два убийства, и его нужно было остановить. У полицейского управления Карнэла было одно открытое и одно нераскрытое дело, повисшее на них в то время, когда творился произвол. Фрэнк хотел иметь на счету громкий арест, потому что это выглядело бы хорошо. И он хотел снять груз с плеч Чейза, так как был одним из немногих мужчин, которые знали, что его тяготит. Не потому, что Чейз поделился этим. А потому, что он работал бок о бок с Фрэнком, а Фрэнк был наблюдателен.

— Он не местный, Фрэнк, — тихо сказал Чейз. — Профессионал. Он может быть откуда угодно.

— Ага, — тихо ответил Фрэнк обычным голосом. — Старик Харкер разозлился бы, узнай он, какое дерьмо творится в его лесу.

Фрэнк был прав. Старик Харкер умер семь лет назад, к счастью, до того, как в полицейском участке начала скапливаться грязь, и до местного серийного убийцы. До этого он передал свой лес городу, так как гордился им и любил Карнэл. Зная, что в месте, где Харкер и многие другие в городе думали, что произошло чудо, пролилась кровь и было совершено насилие, он потерял бы рассудок.

К счастью, старик не дожил до этого.

— Я звоню не поэтому, — продолжил Фрэнк.

— Нет? — спросил Чейз.

— Как ты и просил вчера по телефону, стажерам передали данные Малахии. Они ничего не нашли. Никто не ищет этого ребенка. Или, по крайней мере, если и ищет, никаких заявлений об исчезновении не поступало.

— Может быть, имя вымышленное, — пробормотал Чейз.

На что Фрэнк недоверчиво спросил:

— Малахия?

— Паренек читает по четыре-пять книг в неделю, Фрэнк. Так что, да, Малахия.

При этом он почувствовал, как рука Фэй прижалась к его груди, и опустил голову, чтобы посмотреть на нее, убедившись, что он полностью завладел ее вниманием.

Поэтому он пробормотал в трубку:

— Если у тебя больше ничего нет, Фрэнк, спасибо за звонок, но мне пора.

На это Фрэнк пытливо спросил:

— Фэй еще у тебя?

Джон открыл свой гребаный болтливый рот.

Не удивительно, но чертовски неприятно.

— Мне пора, — повторил Чейз.

— Ясно, — пробормотал Фрэнк с улыбкой в голосе, Чейз не мог его видеть, но был готов поспорить, что он улыбался.

Иисусе.

— Спасибо за звонок, — сказал ему Чейз.

— Без проблем. Наслаждайся оставшимся воскресеньем с Фэй, — ответил Фрэнк.

Безусловно.

И, да, улыбка, звучащая в голосе Фрэнка, была понимающей.

— До скорого, — попрощался Чейз.

— Пока, приятель. — И Чейз отключился.

— Малахия? Профессионал?

Она даже не стала ждать, пока он бросит телефон на стол, что он и сделал, прежде чем ответить.

Как только он устроился с ней поудобнее, вернув их в прежнее положение, то пояснил:

— Попросил стажеров пробить имя Малахии, проверить, не заявлял ли кто о его исчезновении. Они пробили. Ничего не нашли.

— Что это означает?

— Это может означать многое, дорогая. Больше всего то, что мы должны поговорить с пареньком. Он не числится в школе. Его нет среди пропавших без вести. Он как призрак, а дети не призраки, если только не происходит серьезное дерьмо. Завтра мы должны добиться прорыва и заставить его говорить. Ты готова к этому?

Она сразу же кивнула, и Чейз провел рукой по ее спине, притягивая ближе и наклоняя к ней голову.

— Ты должна действовать осторожно, но добиться хорошего результата. Если у тебя ничего не выйдет, я улажу проблему другим способом. Нам нужно обеспечить ему безопасность. Нам нужно его накормить. И как бы хреново это не звучало, детка, но его нужно внести в систему.

Она скривила нижнюю губу в сторону и прикусила ее. Она часто прикусывала губу. Часто облизывала губы. Он научился читать, почему она делала то или другое. Он не часто видел, как она кривит и прикусывает губу, но обычно это означало, что она либо очень нервничала, либо чувствовала большую, чем обычно, застенчивость, либо легкий испуг.

— С ним все будет в порядке, — мягко заверил Чейз.

Фэй отпустила губу и тихо спросила:

— Что значит: уладишь проблему другим способом?

Это означало, что за ребенком будет отправлен Дек. И он найдет его. Дека никто бы не обогнал, потому что он бы не сдался. И Дек, скорее всего, напугал бы паренька до усрачки.

Об этом Чейз не сказал, вместо этого заявив:

— Я еще не разобрался. Но будем надеяться на завтрашний прорыв. Хорошо?

Она кивнула, затем сменила тему.

— Профессионал?

Он покачал головой и мягко возразил:

— Полицейское дело, дорогая. Мне нельзя об этом говорить.

— Убийство прошлой ночью, — догадалась она.

— Ага, — подтвердил он, и она прижалась ближе, ее взгляд перешел от пристального к изучающему.

— Было невесело, — прошептала она.

— Да, но я не могу об этом говорить.

— Из-за Мисти, — настаивала она, и Чейз вздохнул.

— Да, детка, из-за нее.

— Тебе следует…

— Нет, — оборвал он ее.

Она прижалась ближе, приоткрыла свои розовые губки, чтобы что-то сказать, и черт возьми, вблизи нее, в его футболке, с ним на его диване, если бы она поднажала, он дал бы ей все, что она хотела.

Поэтому Чейзу пришлось закрыть тему.

— Подари мне этот день, — тихо сказал он, и она тут же закрыла рот. — День с тобой, после всего, что ты отдала мне прошлой ночью. День, где есть только ты и я, еда, телевизор, шампанское с гамбургерами, которые я приготовлю сегодня вечером, и все это хорошо. Чисто. Нормально. Обычно. Никакой Мисти. Никакого убийства. Никакого прошлого. Никакой грязи. Только мы. Прошлой ночью ты отдала мне то, что должна была отдать лишь один раз, и я получил это. Мы разделили этот момент, и он был прекрасен. Так что давай сохраним эту красоту, останемся лишь вдвоем на один день. Завтра мы попытаемся поговорить с ребенком, подвергшимися насилию, и впустим мир обратно. Сегодня, этим вечером, сделай мне, — он крепче обнял ее и закончил, — подарок.

— Хорошо, — тут же прошептала она, и ему даже не пришлось использовать «детка».

Чейз смотрел в ее голубые глаза, на ее красивое лицо с необыкновенными скулами в окружении фантастических волос, она смотрела на него с теплотой и пониманием, и в этот момент он понял, что влюбляется.

Господи, он мог бы быть лишен этой красоты, представшей перед его глазами, ее попки в форме сердечка в его постели, дара девственности, которую она хранила до прошлой ночи, и