– Обладай я такой суммой, меня бы уже здесь давно небыло!

– Вроде бы логично, но имей в виду – они умеют развязы-вать языки!

– Я никого и ничего не боюсь. Дела мафии и их деньгименя не интересуют. Я живу скромно, и, по-моему, это видно даже невооружённым глазом, – невозмутимо бросила я, для убедительности обведя вокруг взглядом.

– Не такая уж ты неуязвимая, как тебе кажется! Так вот,мне некогда тут пререкаться с тобой, и я считаю разумным сразу же приступить к теме. Я предлагаю тебе сотрудничество со мной! Заметь, я сказал – предлагаю!

Я молчала, подпирая стену, и помутившимся взором уставилась в окно, выходящее во двор.

– Ты ничего не будешь делать, только иногда вечерами,мы будем посещать... казино..., для забавы!

Не услышав ответа, он прошипел:

– Полчаса, я думаю, вам будет достаточно, чтобы собратьваши жалкие пожитки, – он поморщился, – только личные вещи, необходимые на первых порах.

– Что значит – на первых порах? – не выдержала я испы-тания молчанием от такой неслыханной наглости – сметь распоряжаться нашими жизнями. – Ты не можешь заставить нас! В государстве польском, слава богу, существует полиция!

– Кстати, о полиции! Не успев ступить на польскую зем-лю, ты сразу же загадила свой хвост и имеешь серьёзные проблемы с польским правом. Я живой свидетель того, что ты купила «шлюб», а это карается тюрьмой.

Он назвал какие-то статьи закона и соответствующий срок тюремного заключения.

– А тот, кто продал так называемый «шлюб», отделаетсялишь лёгким испугом? – невозмутимо спросила я, глядя на Мирека.

– Будь спокойна, я адвокат, у меня масса знакомых, и янайду способ упрятать тебя, куда следует, и представить правосудию неоспоримые доказательства невиновности моего друга! Ты подумай лучше о себе!

– Адвокаты работают в судах, или же в собственных адво-катских канцеляриях, а не в казино, – мрачно пролепетала я. – Я требую объяснений! Какая же роль отводится мне тобой в вышеупомянутом заведении?

– А вот это уже теплее! – прогоготал он и, истекая слю-ной, как пёс, у которого на кончике носа лежит благоухающая съестным запахом, душистая колбаса, выложил нам свой план, назвав его «планом века».

– Откуда уверенность, что я могу перемещать предметывзглядом? Предположим, это действительно так, – ты очень рискуешь проиграться – остановить рулетку взглядом и заставить скачущий шарик прыгнуть на нужную цифру не пытались даже сильнейшие маги мира. Ты думаешь, что это может сделать маленькая женщина со слабой энергией? Ты – одержимый, и мне кажется, что у тебя не все дома! – заключила я. – Как адвокату, тебе известно, что принуждение к преступной деятельности равнозначно насилию, которое даже можно расценить как двойное преступление, а каждое преступление карается законом.

– А ты не принуждай меня к насилию!

– Если я не соглашусь, что тогда?

– Я сразу же сдам тебя, только вот не знаю, кому первому– мафии или полиции.

– Уверяю тебя – у меня ничего не получится!

– Тебя будет подстёгивать страх загреметь в тюрьму, и тысумеешь мобилизовать все свои силы, – вожделенно глотая слюну, сказал он.

– Безумец, ты хочешь меня запугать и держать в страхе!Да будет тебе известно, что страх парализует, гложет исподволь и является причиной каждого поражения. Это червь, мешающий жить, ведущий в бездну, и только бесстрашие – залог успеха, а бесстрашному воину – венец славы!

Он тупо смотрел на меня, переваривая сказанное – я не заметила, как перешла на русский. Но я знала, что он в совершенстве владеет языком Достоевского и Толстого.

– Вот и прекрасно! Я не ошибся в тебе! – громогласнопрорычал он.

Я была загнана в угол и, понимая, что пререкаться с силой нет смысла, стала собирать вещи. Мой злой гений, тем временем, рассказывал Мирославу о своей матери, о том, что он не может войти к ней в квартиру, поскольку двери, открывающиеся вовнутрь помещения, не в состоянии открыться. Безумная старушка за несколько лет натаскала со свалок горы вонючих тряпок и разного барахла, которые за долгий срок неутомимого собирания разрослись и вширь, и ввысь и упёрлись в потолочное перекрытие. Чокнутая мама посвятила себя этому титаническому труду исключительно из гуманитарных побуждений – в помощь родственникам по ту сторону русской границы. Сама старушка едва выглядывает в приоткрытые двери, но даже в узкую щель видны гигантские кучи хлама, а нос улавливает распространяющийся зловонный смрад.

А я в этот момент думала, что сыночек, наверняка, унаследовал от мамы ген сумасшествия, и его собственное черепно-потолочное перекрытие – явно не на месте.

И вот я снова в квартире великанов, но в совершенно другой роли – в роли узницы.

Мелькнула и исчезла сгорбленная фигура великанши Эвы. Она кинула на меня быстрый взгляд, ничего кроме любопытства не выражающий, но это было только мгновение – её некрасивое бледное лицо изобразило затем полное равнодушие.

Я оказалась под домашним арестом в небольшой прекрасно обставленной комнате. Мирек вошёл только один раз, чтобы бросить сумки с вещами и исчез до наступления ночи. Он не смотрел мне в глаза, а мне было противно глядеть в его сторону. Можно было понять, что он является моим стражем, но на правах законного супруга будет спать со мной в одной кровати, одновременно охраняя. Когда меня закрыли на ключ, я не могла прийти в себя от ярости и собственного бессилия. Положение, в которое я попала, было столь неслыханно-нелепым, что казалось мне каким-то глупым розыгрышем. Был момент, когда я засомневалась даже в собственной нормальности.

Первое, что я сделала, подавив волну бешенства, – обследовала камеру своего заключения. Ничего утешающего это не дало, поскольку единственное окно без балкона было плотно закрыто и находилось высоко над землёй. Единственным приятным открытием было для меня то, что к небольшой комнате, оказавшейся спальней, прилегало крошечное ванное помещение с душевой кабиной и другими туалетными причиндалами.

Оставшись наедине с мыслями, я чувствовала себя одинокой узницей за неприступными крепостными стенами, полностью отрезанная от всего мира. Эти негодяи вынули чип из моего телефона и, злорадно улыбаясь, вернули мне пустой аппарат. И впервые меня посетила мысль о побеге...

– Есть ли у неё заграничный паспорт? – обострив всю тон-кость слуха, услышала я вопрос Веслава, обращённый к Мирославу, когда я бросала в сумку свои вещи.

– Нет, старый она потеряла, а новый только собираласьсделать, – ответило существо, которое по документам являлось моим мужем.

– «Довод особисты» пусть оставит! С ним нет возможно-сти удрать в Россию, а в Польше мы её повсюду достанем!