следящих и отмалчиваться за спинами таких же зевак. Она почти убедила себя в этом, но внезапно в памяти вспыхнули картинки из суда: клетка под потолком, лестница позора, по которой лютен должен карабкаться наверх под смешки и издевки зрителей. Если бы правила в Пьер-э-Метале изменились и лицо Дарта – его красивое, живое, доброе лицо – собрались изуродовать клеймом, неужели бы она и тогда осталась в стороне, промолчала?

Волна внезапного гнева вытеснила последние сомнения. Флори бросилась сквозь толпу, прокладывая себе путь локтями и тяжелым чемоданом, заставляя зевак расступиться. У нее было всего несколько секунд на раздумья – слишком мало, чтобы изобрести здравый план. Она выскочила прямо на следящих и выпалила:

– Стойте!

Служивые и впрямь замерли, удивившись такой наглости. Никто не смел перечить следящим, а уж тем более защищая лютину. Их суровые взгляды сразу объяснили Флори, какую глупость она совершила.

– Это моя лютина, – заявила она, мельком посмотрев на девушку. Теперь и на второй ее щеке алело пятно, только не от безобразного ожога, а от хлесткой пощечины.

– А вы кто? – спросил коренастый следящий, окинув Флори оценивающим взглядом, будто пытался определить, не скрывается ли под ее румянцем такое же клеймо.

– Помощница домографа. Я здесь по поручению господина Эверрайна, в интересах их общего с господином Армелем дела, – затараторила она. Ложь срывалась с губ так же легко и естественно, как дыхание.

Две звучные фамилии произвели на следящих должное впечатление и заставили призадуматься. Их воинственный настрой сменился напряженной осторожностью. Никто не хотел становиться на пути «мраморного человека» – одного из самых влиятельных людей на западных землях. И все-таки служебная хватка не позволяла им отступить без выяснения обстоятельств.

– На ней не написано, что она ваша. – Коренастый презрительно покосился на лютину как на попавший под ноги мусор, разве что носком ботинка не пнул, хотя и на это, вероятно, был способен. Затем он повернулся к Флори и спросил: – У вас есть доказательства?

– Клейма на щеке вам недостаточно? – с вызовом ответила она.

– Хотя бы имя ее назовите.

Это была ловушка. Скорее всего следящие имели список лютин из Марбра. Им не составит труда выяснить, какая из них попалась сегодня. При задержании следящие первым делом спросили бы, кто она и как ее зовут. Лютина, если она не глупа, назвалась другим именем. Так делали все беглянки, выбирая что-то неместное, редкое и неподходящее, дабы отвести подозрение или притвориться приезжими. Флори понимала, что любой ее ответ окажется неверным. Ей неизвестно ни настоящее имя лютины, ни то, которым она представилась следящим. Угадывать бесполезно.

– Пытаетесь меня проверить? – бросила Флори, оттягивая момент, когда отвечать все же придется. – Я не знаю, каким именем она представилась вам. Может быть, Карлин, Фани, Элфи… Обычно так они называют себя. – Она небрежно пожала плечами.

Здоровяк, держащий беглянку, коротко гикнул – и это было его единственное участие в разговоре.

– Вижу, вы разбираетесь в марбровских лютинах, – сухо ответил коренастый, подыскивая слова. – Но вы можете просто назвать ее регистрационное имя. У нас есть списки. – Тут он похлопал себя по карману, намекая на то, что проверка не займет много времени.

Сердце Флори сжалось от страха, но она не позволила себе даже на секунду поддаться этому чувству. Если играть роль, то до конца.

– Господин Армель мне ее не представил. Я везу груз, господа. Почтарь, который доставляет посылку, не спрашивает имя коробки. Не так ли?

Она хотела сыграть на их дурном отношении к лютинам – и следящие купились. Ее пренебрежительные слова явно их развеселили, они даже переглянулись и посмеялись вместе, на миг забыв, что находятся при исполнении. Чтобы упрочить свой обман, она склонилась к следящим и понизила голос до доверительного полушепота:

– У меня нет официальных бумаг, если вы об этом. Господин Армель предпочел бы сохранить сделку в тайне. За пределами Марбра это может вызвать лишние вопросы.

Следящие понимающе кивнули. Торговля лютенами и клеймение оных с давних пор были непримиримыми противоречиями между территориями, что добавилось к многочисленным причинам раскола. Проблемы это не решило, лишь спрятало ее под занавесом секретных сделок и махинаций.

Больше вопросов никто не задавал, поспешив передать беглянку в надежные руки домографа. Лютина покорно склонила голову перед Флори, подыгрывая ей, и пробормотала: «Только не наказывайте меня, госпожа».

– А я бы как следует ее высек, чтобы выбить всю дурь, – сказал напоследок здоровяк. Очевидно, насилие было единственным, о чем он думал.

Флори едва заметно кивнула, чтобы не выглядеть совсем уж неблагодарной, и повела лютину за собой. Люди расступались перед ними, давая дорогу и стараясь держаться подальше, словно верили, что клеймо можно подхватить, как заразную болезнь.

Вдвоем они поспешили скрыться от любопытных взоров и, выйдя за пределы рыночной площади, оказались во втором круге, огороженном глухой стеной. Дома здесь выглядели бедно и аскетично, как на любой окраине. В безлюдном тупике притворству пришел конец. Осознав, что находится в безопасности, лютина гордо вскинула подбородок и остановилась.

– Спасибо, дальше я как-нибудь сама, – холодно заявила она и уперла руки в бока.

Озера глаз взирали на Флори так, словно хотели утопить, брови сурово хмурились. В остальном аккуратные черты лица делали ее миловидной, и даже безобразное клеймо на щеке не могло испортить его.

– Только прекрати этот дешевый маскарад, – посоветовала Флори. – Лучше бы в мужчину переоделась. Меньше внимания привлекла бы.

– Дум, – выругалась лютина, – с моей гривой только мужиком притворяться.

Устало вздохнув, Флори поставила чемодан на землю и присела перед ним, чтобы достать новые брюки и шляпу, купленные в Делмаре.

– Волосы можно намочить и спрятать под шляпой, – невозмутимо продолжила она, протягивая одежду лютине. – Грудь затяни тканью, надень рубаху с брюками и уже станешь неприметнее.

– Что-то ты слишком хорошо в этом разбираешься… – Лютина подозрительно сощурилась. – Шпионка?

Флори покачала головой.

– Просто приходилось скрываться от следящих.

– Ясно. Преступница, – подытожила она, однако именно после этой догадки приняла вещи.

Обстоятельства и впрямь превратили Флори в мошенницу. После смерти родителей, угодив с сестрой в приют, она была готова на все, чтобы вырваться оттуда, и написала поддельное письмо от лица дальней родственницы. Когда обман вскрылся, ее упекли за решетку силами Кормонда Тодда – мерзавца, который не прощал отказов и добивался своего, уповая на свою власть и безнаказанность. Он был уверен, что хрупкая девушка, заключенная в камере, не сможет защититься, а ей удалось. И все же, выйдя на свободу, Флори не чувствовала себя сильной, боялась всех следящих и старалась не попадаться им на пути. Тогда она и освоила азы маскировки – примитивной, ненадежной, но