Шрифт:
Закладка:
Бог дал мне именно то, о чем я всю жизнь его просил. Он сделал меня рядовым литератором. Став им, я убедился, что претендую на большее. Но было поздно. У Бога добавки не просят.
Звонит моей жене приятельница:
— Когда у твоего сына день рождения? И какой у него размер обуви?
Жена говорит:
— Что это ты придумала?! Ни в коем случае! В Америке такая дорогая обувь!
Приятельница в ответ:
— При чем тут обувь? Я ему носки хотела подарить.
В искусстве нет прогресса. Есть спираль. Поразительно, что это утверждали такие разные люди, как Бурлюк и Ходасевич.
Есть люди настоящего, прошлого и будущего. В зависимости от фокуса жизни.
Бойтесь данайцев, приносящих donations!
В «Кавказском» ресторане на Брайтоне обделывались темные дела. Известный гангстер Шалико просил руководителя оркестра:
— Играй погромче. У меня сегодня важный разговор!
Человек эпической низости.
Мой отец — человек поразительного жизнелюбия. Смотрели мы, помню, телевизор. Показывали 80-летнего Боба Хоупа.
Я сказал:
— Какой развязный старик!
Отец меня поправил:
— Почему — старик? Он примерно моего возраста.
Человек звонит из Нью-Йорка в Тинек:
— Простите, у нас сегодня льготный тариф?
— Да.
— В таком случае — здравствуйте! Поздравляю вас с Новым годом!
Противоположность любви — не отвращение. И даже не равнодушие. А ложь. Соответственно, антитеза ненависти — правда.
Встретил я экономиста Фельдмана. Он говорит:
— Вашу жену зовут Софа?
— Нет, — говорю, — Лена.
— Знаю. Я пошутил. У вас нет чувства юмора. Вы, наверное, латыш?
— Почему латыш?
— Да я же пошутил. У вас совершенно отсутствует чувство юмора. Может, к логопеду обратитесь?
— Почему к логопеду?
— Шучу, шучу. Где ваше чувство юмора?..
Туризм — жизнедеятельность праздных.
Мы не лучше коренных американцев. И уж конечно, не умнее. Мы всего лишь побывали на конечной остановке уходящего троллейбуса.
Логика эмигрантского бизнеса. Начинается он, как правило, в русском шалмане. Заканчивается — в американском суде.
Любая подпись хочет, чтобы ее считали автографом.
— Доктор, как моя теща? Что с ней?!
— Обширный инфаркт. Состояние очень тяжелое.
— Могу я надеяться?
— Смотря на что.
Известный диссидент угрожал сотруднику госбезопасности:
— Я требую вернуть мне конфискованные рукописи. Иначе я организую публичное самосожжение моей жены Галины!
Он ложился рано. Она до часу ночи смотрела телевизор. Он просыпался в шесть. Она — в двенадцать.
Через три месяца они развелись. И это так естественно.
В каждом районе есть хоть один человек с лицом, покрытым незаживающими царапинами.
Талант — это как похоть. Трудно утаить. Еще труднее — симулировать.
Самые яркие персонажи в литературе — неудавшиеся отрицательные герои. (Митя Карамазов.) Самые тусклые — неудавшиеся положительные. (Олег Кошевой.)
«Натюрморт из женского тела...»
Есть люди, склонные клятвенно заверять окружающих в разных пустяках:
— Сам я из Гомеля. Клянусь честью, из Гомеля!.. Меня зовут Арон, жена не даст соврать!..
Критика — часть литературы. Филология — косвенный продукт ее. Критик смотрит на литературу изнутри. Филолог — с ближайшей колокольни.
В Ленинград прилетел иностранный государственный деятель. В аэропорту звучала музыка. Раздавался голос Аллы Пугачевой. Динамики были включены на полную мощность:
Жениться по любви,
Жениться по любви
Не может ни один,
Ни один король...
Приезжий государственный деятель был — король Швеции. Его сопровождала молодая красивая жена.
Ленинград. Гигантская очередь. Люди стоят вместе часов десять. Естественно, ведутся разговоры. Кто-то говорит:
— А город Жданов скоро обратно переименуют в Мариуполь.
Другой:
— А Киров станет Вяткой.
Третий:
— А Ворошиловград — Луганском.
Какой-то мужчина восклицает:
— Нам, ленинградцам, в этом отношении мало что светит.
Кто-то возражает ему:
— А вы бы хотели — Санкт-Петербург? Как при царе-батюшке?
В ответ раздается:
— Зачем Санкт-Петербург? Хотя бы Петроград. Или даже — Питер.
И все обсуждают эту тему. А ведь пять лет назад за такие разговоры могли и убить человека. Причем не «органы», а толпа.
В Ленинград приехал знаменитый американский кинорежиссер Майлстоун. Он же — Леня Мильштейн из Одессы. Встретил на «Леннаучфильме» друга своей молодости Герберта Раппопорта. Когда-то они жили в Германии. Затем пришел к власти Гитлер. Мильштейн эмигрировал в Америку. Раппопорт — в СССР. Оба стали видными кинодеятелями. Один — в Голливуде, другой — на «Леннаучфильме». Где они наконец и встретились.
Пошли в кафе. Сидят, беседуют. И происходит между ними такой разговор.
Леонард Майлстоун:
— Я почти разорен. Последний фильм дал миллионные убытки. Вилла на Адриатическом море требует ремонта. Автомобильный парк не обновлялся четыре года. Налоги достигли семизначных цифр...
Герберт Раппопорт:
— А у меня как раз все хорошо. Последнему фильму дали высшую категорию. Лето я провел в Доме творчества Союза кинематографистов. У меня «Жигули». Занял очередь на кооператив. Налоги составляют шесть рублей в месяц...
Сосед наш Альперович говорил:
— Мы с женой решили помочь армянам. Собрали вещи. Отвезли в АРМЯНСКУЮ СИНАГОГУ.
Моя жена говорила нашей взрослой дочери:
— Мой день кончается вечером. А твой день — утром.
Спортивный комментатор Озеров ехал по Москве в автомобиле. Увидел на бульваре старика Ворошилова. Подъехал:
— Разрешите, — говорит, — отвезу вас домой.
— Спасибо, я уже почти дома.
Озеров стал настаивать. Ворошилов кивнул. Сел в машину.
Подъехали к дому. Попрощались. Озеров уже развернулся. Неожиданно старик возвращается и говорит, запыхавшись:
— Внуки мне не простят, если узнают... Скажут — ну и дед! С Озеровым в машине ехал и автографа не попросил... Так что распишитесь вот здесь, пожалуйста.
Один глубочайший старик рассказывал мне такую поучительную историю:
«Было мне лет двадцать. И познакомился я с одной начинающей актрисой. Звали эту женщину Нинель. Я увлекся. Был роман. Мы ходили в кинематограф. Катались на лодке. Однако так и не поженились. И остался я вольным, как птица.
Проходит двадцать лет. Раздается телефонный звонок. «Вы меня не узнаете? Я Нинель. Моя дочь поступает в театральный институт. Не могли бы вы, известный режиссер, ее проконсультировать?» Я говорю: «Заходите».
И вот она приходит. Страшно постаревшая. Гляжу и думаю: как хорошо, что мы не поженились! Она — старуха! Я все еще молод. А рядом — юная
