Шрифт:
Закладка:
«Сегодня все решится…» — стучало в голове председателя.
О дне выемки первой партии кирпича секретарь райкома просил известить его. Просил об этом и директор МТС. В том, что Максимов искренне желал ему удачи, Петр не сомневался, и в то же время боязно ему было: а что, если… провал? В искренности директора он сомневался…
Три дня спустя после памятного бюро в колхоз на полуторке приехал сам директор и привез с собой ремонтников.
— Ну что, нажаловался? — спросил он, — Эх вы, молодежь… Выдержки никакой нет… Разве я против завода? Я сказал, что помогу, вот и приехал помогать. Какая тут дорога? Какой завод? Давай их сюда.
Двое суток директор МТС не вылезал из Лукашей. Руководил работой и даже сам копал ямы под столбы. Уезжая, предъявил командировку и еще потребовал расписку, что работа выполнена в срок, добросовестно и со стороны колхоза претензий не имеется.
— Я сроков не назначал. А зачем расписка? — спросил Петр.
Директор ответил вопросом:
— А если не скажу, то не дашь?
Петр засмеялся и написал, что работа выполнена хорошо.
— А на открытие завода, смотри, пригласи, не забудь, — сказал директор и заторопился поскорее уехать.
«Для приличия сказал… Не приедет… Дай позвоню, — Петр крутнул ручку телефона, но трубку не снял. — А что, если приедет? Обязательно приедет — порадоваться моему провалу».
Пришел счетовод и выложил перед председателем кучу бумаг. Петр начал читать какой-то акт, но ничего не понял. Прочитал еще раз и опять не понял.
— Да что это такое? — воскликнул он и отшвырнул акт в сторону. — Давай, что еще там.
Счетовод подсунул на подпись поручение с банковским чеком. Петр, не глядя, подписал.
— Петр Фаддеич… — простонал счетовод. — Последний чек, и тот испортил!
— Почему испортил?
— Не так расписался. Я постоянно твержу: на чеках надо расписываться одинаково. А вы как маленький…
— А вы бюрократы дохлые! — раздраженно крикнул Петр и выбежал на улицу. Вскочив на велосипед, он погнал его на Лом.
— «Как маленький»… Учитель нашелся, — всю дорогу бормотал Петр. Его злило не то, что сказал счетовод, а то, что тот даже не вспомнил о заводе. Подъезжая к Лому, Петр немного успокоился, но когда увидел Лёху Абарина, спавшего около печки под полушубком, чуть не задохнулся от гнева. Сбросив с Лёхи полушубок, он принялся что есть силы трясти бывшего председателя. Обалдевший Лёха вскочил на ноги.
— Спишь… Спишь… — зловеще прошипел Петр.
— А чего делать? — лениво протянул Лёха.
— «Что делать?»! «Что делать?»! А кто за топкой будет смотреть? У-у-у! Черти!
Лёха равнодушно ответил:
— А чего теперь за ней смотреть?.. Со вчерашнего дня не топим.
Петр заглянул в топку. Она была вся темно-малиновая и, словно пухом, одевалась белым пеплом. Чтобы поправить свое поведение перед Лёхой, Петр спросил:
— Как ты думаешь, Алексей Андреич, долго она будет остывать?
— К вечеру должна остыть.
— А что Максим говорил?
— Максим то же говорил: вечером выставлять будем.
— Так и сказал?
— Да, так говорил… А кто его знает — может, и не остынет…
Петр брезгливо посмотрел на Лёху и, не сказав больше ни слова, поехал в Лукаши. Острое ощущение злости пропало, осталось раздражение, тупое и ноющее.
«Вот взять хоть этого Абару… Сам строил завод, а говорит: „Не знаю, может, и остынет…“ Да разве он болеет за него? И все такие, ко всему равнодушные. Как будто это мне одному надо. Я же для них стараюсь…»
Председателю хотелось встретить человека, который бы сказал: «Переживаешь, председатель… Ничего, ничего, потерпи, — все будет хорошо!» Как он хотел этих слов! Но никто его, казалось, не понимал, и каждый тянул свое. Когда он заехал к Матвею в кузницу, тот даже словом не обмолвился о заводе и с полчаса толковал ему об испорченном горне и о подковах. Конь тоже ничего не нашел другого, как завести долгую и нудную беседу о силосе и клевере. Случайно Петр забрел в конюшню и увидел там Екима. Старик чинил хомут, наверное, вдвое его старше и до того ветхий, что если б его ударили об угол, от хомута остались бы пыль да веревки, которыми он весь был перетянут. Петр подсел к Екиму и осторожно заговорил:
— Как ты думаешь, дедушка Еким, хорошая это штука — кирпичный завод для колхоза?
— Знамо, дело хорошее, коль пойдет… — не договорив, Еким стал искать шило.
Петр тупо посмотрел на старика и процедил сквозь зубы:
— Брось эту рухлядь!
— Никак, ты говоришь — лось пухнет? — переспросил старик. — Где? В болоте?
— Хомут! — крикнул председатель. — Чинить еще такую рвань! — Схватив хомут, Петр выбежал из конюшни и, размахнувшись, бросил в канаву, потом, не простясь с Екимом, поехал куда глаза глядят.
Еким покачал головой, и, обращаясь к жеребцу, сказал:
— Вот как без бога жить. Видишь, как черти его одолели. Так и шпыняют, так и шпыняют под бока…
До пяти часов вечера Петр бесцельно бродил по Лукашам. Председателя останавливали, о чем-то спрашивали, и он что-то отвечал. Но кто спрашивал и что он отвечал, Петр не помнил.
После того вечера он старался избегать встреч с Ульяной. Ульяна же сменила свою любовь к председателю на лютую ненависть. Когда мимо нее с опущенной головой прошел Петр, она отвернулась и громко сказала:
— Шляются тут разные, малохольные!
В конце концов Петр не выдержал и сам пошел к Максиму. Когда он открыл дверь, ему показалось, что в доме щепают дранку. Петр боязливо переступил порог и увидел на кровати спящего Максима. Тот храпел, открыв рот и уставив в потолок бороду Петр чуть не заплакал.
— В такой день спать, да еще так бессовестно храпеть!
Он сел на лавку и стал ждать. Прошло пять минут… десять… Нервы председателя натянулись до стона; еще немного — и они бы не выдержали. К счастью, в это время вошла хозяйка — Татьяна Корнилова. Она бесцеремонно взяла Максима за бороду и подняла с кровати.
— Максим Степаныч, скоро будем начинать? — робко спросил Петр.
— Чего начинать? — зевая, спросил Максим.
— Кирпич… Кирпич выставлять. Да что вы все позабывали!
— Зачем забывать… Успеем вынуть. Не торопись, Фаддеич… Сейчас редьки поедим… Потом чаю попьем..
«Ешьте редьку, чай пейте, теперь мне все равно. Если уж вы такие, то и мне на все наплевать… Зачем я только связался с этим заводом?» — Петр почувствовал себя одиноким, всеми покинутым человеком.
Он
