буддийскими классиками, но их почитание буддизма проникнуто дилетантизмом, а отношение к предписанному буддизмом вегетарианству искренне лишь наполовину. Они боятся, что их примут за еретиков, и этот страх висит над ними, как дамоклов меч, — это страх перед оригинальностью. Литература, творцы которой руководствуются полетом фантазии, живым непосредственным чувством, скована традиционным мировоззрением. Свободная игра ума была ограничена весьма малым кругом тем, а «барахтанье в конфуцианстве» так и осталось барахтаньем.

Однако в стране, где жили и живут огромное число ученых-книжников, трудно было в течение 2500 лет, не повторяясь, обсуждать проблемы морали и праведности. Действительно, если лучшие сочинения, представленные на государственных экзаменах на ученую степень, перевести на простой, незамысловатый английский язык, они потрясли бы английского читателя детской наивностью и примитивизмом. Гигантская работа множества незаурядных умов оставляет то же впечатление, что и фокусы в блошином цирке прошлых веков. Таким образом, писатель мог быть оригинальным лишь в сфере романа и драмы, где ему было позволено оставаться самим собой и свободно фантазировать.

И в самом деле, вся чего-нибудь стоящая литература, которая отражает человеческую душу, — в основе своей лирическая. Это справедливо и для литературы идей: только идеи, идущие непосредственно от души человека, могут выжить. В 1795 г. Э. Янг в книге «Предположения относительно оригинальности творчества» четко сформулировал этот тезис. Цзинь Шэнтань, выдающийся критик XVII в., неустанно повторял в своих сочинениях: «Что есть поэзия, как не голос сердца? Его может услышать и женщина, и ребенок, сердце может заговорить и утром, и вечером». Источник истинной литературы чист и безыскусен, несмотря на всю риторику и замысловатые ухищрения, при помощи которых профессора литературы пытаются усложнить этот вопрос. Цзинь Шэнтань также писал: «Древних не принуждали что-либо говорить, они иногда высказывались по собственному усмотрению, иногда описывали какие-нибудь события, иногда выражали собственные чувства и, сказав то, что хотели, оставляли кисть и удалялись». Разница между литературой и простым письмом состоит лишь в том, что первое написано искусно, а второе — нет, и первое живет дольше.

Лирическая основа литературы дает ей возможность отражать живую человеческую душу и даже душу всей нации. Если сравнить жизнь с большим городом, то творчество писателя — это окошко его мансарды, глядя в которое он наблюдает жизнь города. Читая написанное, мы вместе с писателем, его глазами, тоже глядим на жизнь. Звезды, облака, очертания гор на горизонте, а также широкие улицы, переулки и крыши домов — все это принадлежит всем, и только окно мансарды принадлежит кому-то одному. Знакомясь с какой-либо национальной литературой, мы пытаемся взглянуть на жизнь данной страны «из окна мансарды» точно так же, как это делали сами писатели.

Язык и мышление

Особенности выразительных средств китайской литературы (т.е. китайского языка) в большой степени определяют особенности ее развития. Сравнивая китайский язык с европейскими языками, обнаруживаем, что характерные особенности китайского мышления и литературы в значительной степени обусловлены моносиллабизмом китайского языка. Такие слоги, как jing, chong, zhang, по звучанию удивительно похожи. Моносиллабизм определил основные особенности литературного творчества на китайском языке, а особенности китайской письменности обусловили непрерывность литературной традиции и даже консерватизм мышления китайцев. Моносиллабизм также усугубил различия между книжным и разговорным китайским языком. Это, в свою очередь, затруднило изучение литературного языка, сделав его привилегией высших слоев общества. Наконец, моносиллабизм напрямую повлиял на стиль некоторых произведений китайской литературы.

Каждая нация развивала письменность, которая наиболее подходила к ее языку. В Европе письменность на основе пиктографических принципов не получила развития, потому что фонетическая структура слов в индоевропейских языках с ее сравнительно большим числом согласных звуков и бесчисленными звуковыми комбинациями нуждалась в алфавитном письме и пиктограмм было бы совершенно недостаточно. Китайский пример, впрочем, доказал, что одних идеограмм, которые использовались бы по отдельности, тоже недостаточно, и возникла необходимость дополнительно к идеограммам использовать в китайском языке также и фонетические принципы. И только тогда язык стал эффективно развиваться. Простые пиктограммы стали использоваться в комбинациях с другими исключительно благодаря фонетической форме этих пиктограмм. И действительно, 90% из 40 с лишним тысяч иероглифов в китайских словарях образованы на основе фонетических комбинаций с примерно 1,3 тыс. идеограмм. Для такого моносиллабического языка, как китайский, достаточно приблизительно 400 фонетиков (не считая слогов, произносимых с разными тонами), например цзин, чун, чжан. Однако в германских языках изобретение нового символа для каждой новой звуковой комбинации таких, как Schlacht или Kraft в немецком языке или scratched, scraped, splash, scalpel в английском, очевидно, было бы невозможным. В китайском языке фонетическое письмо не получило развития, потому что идеографических символов для обозначения слогов было достаточно. Если бы китайцы говорили на языке, в котором есть такие слова, как немецкие Schlacht и Kraft или английские scratched и scalpel, они давным-давно изобрели бы фонетическую письменность.

Очевидна прекрасная сочетаемость китайского моносиллабизма с иероглифической письменностью. Крайняя немногочисленность слоговых форм — это особенность китайского языка. В результате появилось огромное число омонимов. Например, бао имеет более десятка значений: «сверток», «нести», «сытость», «пузырь» и т.д. Поскольку пиктограммы изначально были «привязаны» к конкретным вещам или действиям, неизбежным стало усложнение письменности. Иероглиф, первоначально обозначавший «сверток», стали использовать как чисто фонетический знак для того, чтобы обозначать другие слова с таким же звучанием. В итоге произошла великая путаница и вплоть до династии Хань, когда письменность более или менее упорядочили, у нас было большое число знаков, обозначавших самые разные предметы. Пришлось для фиксации класса значений добавлять некоторые иероглифы (называемые «ключами») к чисто фонетическим иероглифам, среди них был и иероглиф бао.

Использование фонетических символов не лишено некоторой приблизительности, ряд иероглифов, включающих фонетик бао, произносятся бао или пао в разных тонах современного китайского языка. Помимо иероглифа бао (包), первоначально означавшего «сверток», в их состав входят и различные ключи, придающие иероглифам разные значения:

抱  跑  袍  飽  泡  炮  鮑  胞  砲  咆  苞  雹  刨.

Так, бао с ключом «рука» означает нести; с ключом «нога» означает бежать; с ключом «одежда» означает халат; с ключом «еда» означает сытый; с ключом «вода» означает пузырь; с ключом «огонь» означает петарда; с ключом «рыба» означает одну из пород рыб; с ключом «мясо» означает матку; с ключом «камень» означает пушку; с ключом «рот» означает рычать; с ключом «трава» означает пампушку; с ключом «дождь» означает град; с ключом «нож» означает скрести. Различные ключи помогают различать смысл омонимов.

Допустим, однако, что дело не в омонимах. Допустим, что в китайском языке существуют такие слова, как английские scraped, scratched и scalpel. Или предположим, что