в прошлом, довольно воспоминаний.

– Приступим, пока еще кто-нибудь не проснулся, – улыбаясь, подмигнул наемник. – Сделаем это их собственным оружием.

Леи подошла к металлическим предметам, не рассматривая их и не раздумывая долго, сняла со стены первый попавшийся нож с изогнутым лезвием. Эльф выбрал оружие на свой вкус. Оставив шторы открытыми, он склонился над первой жертвой и аккуратно, так, чтобы не запачкать кровью дорогое платье, перерезал жрецу горло. Леи, в свою очередь, сделала то же самое.

Уже через мгновение все было кончено. И все это на глазах у хозяина башни.

– Хочешь оставить его? – поинтересовался Донас’ен. – Не слишком ли жестоко? Он ведь еще может выжить…

– Но останется калекой, – добавила Леи. – Это ведь он – творец, создатель, демиург всего уродства?

– О да, – ответил эльф, внимательно наблюдая за девушкой.

– Что ж, – она задумалась. Чувства ее пришли в смятение, в голове было не лучше: врачи в стерильно-белых халатах, их аккуратные прически и пустые глаза, цветочный запах, затхлый подвал музея и приторный аромат дыма, которым дышали престарелые развратники ордена Единого. Она ощутила прилив ненависти, но вслух произнесла лишь:

– Пусть Единый решает, что делать с ним дальше… – И с этими словами она перерезала жрецу горло.

Донас’ен кивнул, улыбаясь:

– Все верно, милая.

Он подобрал с пола бесчувственную девушку, игрушку жрецов. Уложив ее на широкую кровать и заботливо прикрыв нагое тело простыней, он оставил в ее руках таинственный ключ. Затем наемник склонился над одним из убитых и снял с него белую накидку, открывая рыхлое тело и крохотные детородные органы под складками надутого живота.

– Когда-то этих людей объединило желание нести людям Свет Единого Источника, – проговорил наемник. – Но дух их оказался слаб. Почувствовав вкус силы, они желали все больше и больше. И болезнь связала их крепче прежнего… – Эльф аккуратно свернул одеяние тонким жгутом и закрепил его вокруг спины и рук жреца. Другой конец драпировки достался второму мертвецу. – Жрецы играли с жизненной силой, скручивая ее нити в неестественные формы…

– Да ты поэт, – усмехнулась Леи.

Поняв, что за самодельную «лестницу» затеял ее напарник, она последовала его примеру.

Закончив сплетать тела между собой, наемники вернулись к инструментам и аккуратными ровными буквами вырезали на упругих животах убиенных старцев короткие послания, обращенные к любому, кто пожелает повторить путь жрецов. Когда же с письменами было покончено, Донас’ен надежно закрепил начало лестницы с помощью кровати. И одного жреца за другим, словно ступень за ступенью, они вытолкали страшную «лестницу» в окно.

Единственное окно в башне выходило в сторону сада. Ночью сад окутывала тьма, однако днем, при свете солнца, вся их ужасающая конструкция будет доступна глазам горожан, жителям всех ближайших ступеней. Разумеется, человеческая лестница не обладала особенной прочностью и достигала некоторых верхушек плодовых деревьев, поэтому, не медля, наемники поспешили воспользоваться ею, чтобы поскорее покинуть место преступления.

Будто сплетая колдовскую паутину, танцовщица кружилась по сцене, завораживая зрителей. Сила, исходившая от девушки, передавалась музыкантам, и те продолжали играть, не зная устали. Ни они, ни опьяненные представлением зрители, ни сама танцовщица – никто из них не заметил отряд мужчин в белых сюрко и плащах со знаками солнца на спинах.

Солдаты ворвались в зал, приблизились к сцене. И только тогда музыка затихла, а зрители обратили внимание на новых гостей. Вперед выступил молодой жрец с голубыми глазами.

Увидев его, Орфа не смогла сдержать крика. Зажав руками рот, она с ужасом смотрела на жреца. Тем временем солдаты окружили ее плотным кольцом, не оставляя ни единого шанса на побег.

– Танцовщица Орфа Уом, – проговорил жрец громко и властно. – Бродячая артистка Орфа именем Единого обвиняется в колдовстве, наведении чар, причинении ущерба умам и душам зрителей! Схватить ее и заточить в темницу. – Дрейчьис злорадно ухмыльнулся и добавил: – До последующих судебных разбирательств.

Зрители зашумели, устремились из зала, словно стадо испуганных овец, ругаясь и толкая друг друга. Ошалевший Летодор рванулся было к сцене, но не смог противостоять толпе. Да и толку-то от него не было – перед Четвертой ступенью у него отобрали оружие.

Он видел, как на сцену выбежали Вирил, Поле и Филе, слышал, как за их спинами горько взвыла Бонита Уом. Ведьмак только и мог беспомощно наблюдать, как Орфу, словно красивую нарядную куклу, подхватили под руки и в окружении стражи потащили к выходу.

Замерев, но теперь от страха, у входа в театр застыл, прижимая к груди букет белых цветов, горбун Фро. Мимо мужчины спешили рассерженные и перепуганные горожане. И на мгновение близко-близко от него промелькнуло лицо осужденной танцовщицы, чью красоту не в силах была исказить даже гримаса отчаяния.

Оказавшись под защитой теней густо заросшего цветущими кустарниками сада, не обращая внимания на эльфа, девушка сорвала с себя платье и туфли. Нагая, она добралась до фляги с водой, прильнула к ней, напилась, а затем тщательно ополоснула все тело. Она пыталась смыть прикосновения, поцелуи и смердящее вожделение, которое словно разъедало ее кожу.

Броня единоцелостности продержалась почти до самого конца, но в последний момент распалась. И больше не было никакого толку от попыток припомнить спасительное умиротворение, вернуть хотя бы отблеск того света.

Джиа упала на колени. Ее стошнило выпитой водой прямо на нежные розовые бутоны.

«Я там, где должна быть, – напомнила себе наемница. – Я там, где нужна».

На душе у нее было грязно. А тело сотрясал озноб. Но медлить было нельзя. И она заставила тело подчиниться своей воле. Она сделала несколько плавных циклов дыхания, и, поборов тошноту, слабость и головокружение, уверенно поднялась на ноги.

К тому времени Донас’ен уже переоделся. Не проронив ни звука, он подал ей одежду. После едва осязаемого шелка и жестких туфель грубая ткань стеганой куртки, замшевые штаны и удобные сапоги показались Джиа самой восхитительной одеждой в мире. Приняв привычный образ, запахнувшись в плащ и спрятав лицо за высоким воротником, девушка немного пришла в себя.

Джиа и эльф вместе оставили розовый сад и белую башню, из окна которой свешивалась чудовищная лестница. Придерживаясь теней, они покинули Четвертую ступень. Теперь их путь лежал выше.

19. Закон

Цепляясь за барельефный рисунок и скользя вдоль изображенных в камне легенд Энсолорадо, Джиа словно сама стала одной из мифических героинь. Она буквально слилась со стеной коридора. Таким образом наемница обошла сплетенные из нитей и бубенцов ловушки.

Как ей думалось, обошла беззвучно. Но, когда девушка проникла в спальню своей жертвы, оказалось, что ее ждут. Немолодой и весьма упитанный министр был умен и